Железный треугольник

«Завещание бывшего кабана Борьки, как оказалось, фактически было развернутой программой дальнейшей гуманизации фермы. … «Успешно провести все эти реформы в жизнь, — говорилось в завещании Борьки, — способен не просто авторитетный гуманизатор, а только истинный просвещенный скотовод, или, говоря иными словами, пахан. Всем необходимым требованиям, которые предъявляются к просвещенному пахану, в полной мере соответствует офицер моей новой охраны Хорек. Хорек, кстати, внес видный вклад в разработку теории просвещенного паханизма, поджог мусорной кучи и
борьбу с дикими черными котами». …Инаугурацию Хорька предписывалось провести немедленно после расшифровки завещания. …На помост взобрался, балансируя на задних ножках, худосочный зверек, похожий сразу и на мелкую борзую, и на ручную крысу, и на не успевшего еще разжиреть кабанчика, но с утячьим носом. Какой он был породы — звери не поняли. Но глаза у него были рыбьи».

Всем известна знаменитая сатирическая повесть-притча Джорджа Оруэлла «Скотный двор» (Зверская ферма, Animal Farm: A Fairy Story), написанная в 1943-44 годах, в которой писатель средствами аллегории решил переосмыслить революцию 1917 года в России, приведшую к последующему установлению на 1/6 части земного шара сталинского тоталитарного режима. Но не все, наверное, знают, что эта антиутопия имела несколько продолжений — в середине 90-х годов появились новые варианты сказки, где исторические аналогии доводились до современности. Среди «соавторов» Оруэла можно назвать, в частности, бывшего депутата Госдумы РФ С.Юшенкова, или писателя и публициста Д.Быкова, но наиболее известная версия, опубликованная в 2000 году и потом переведенная на английский язык, принадлежит перу российского переводчика В.Прибыловского. Эпиграф к этой статье я взял именно оттуда, из финальной части истории, в которой «общественное» развитие оруэлловской «фермы» приходит к своему логическому завершению. Естественно, речь здесь речь идет прежде всего о российской действительности, что подчеркивается узнаваемостью главных «героев» повествования, но в данном случае мне бы хотелось поговорить не об этом. Самый интересный вопрос, на мой взгляд, заключается в следующем: неизбежное восстановление авторитаризма — это исключительная особенность только наших «ферм», или же это явление универсальное, применимое и ко всему остальному человечеству?

В последнее время на этот вопрос пытается ответить даже такая экзотическая дисциплина как биополитика — произошедшая от соединения эволюционных биологических принципов с политикой и общественным развитием. Так, например, два американских ученых-биополитика Альберт Сомит и Стивен А. Петерсон недавно издали совместный труд под названием «Как работает эволюция … Обычно против демократии: Соединенные Штаты как показательный пример», в котором они не без оснований утверждают, что демократия в человеческой истории — это скорее исключение из правил и вообще явление очень хрупкое и эксклюзивное. По их мнению, в природе людей сохранилось слишком много от предков-приматов, и потому мы так интуитивно тянемся к иерархическому устройству общества, к неравенству, а значит, и к авторитаризму. Именно по этой причине, считают Сомит и Петерсон, во все века подавляющее большинства стран и народов отдавали и отдают предпочтение авторитарным режимам, когда немногие имеют практически неограниченную власть над многими. А это означает, что авторитаризм для вида «хомо сапиенс» является куда более органичным общественным устройством, нежели демократия. Что же касается непосредственно демократии, то она способна возникнуть лишь вопреки биологической природы человека и его генетическим склонностям — только как некая аномалия, причем нуждающаяся в постоянной защите. Надо сказать, что в своих рассуждениях Сомит и Петерсон далеко не одиноки.

Примерно к такому же выводу пришел и известный американский публицист неконсервативного направления, сотрудник Фонда Карнеги за международный мир Роберт Кейган. В своей статье «Конец конца истории», опубликованной в журнале «New Republic», он говорит о том, что по всем признакам человечество ожидает новая конфронтация и что мир вновь стоит перед призраком железного занавеса, с одной стороны которого пребывает демократическое меньшинство, а с другой, соответственно — автократическое большинство обитателей нашей планеты. И главной причиной подобного развития событий стало «не просто возвращение на мировую арену великих держав, а держав авторитарных — России и Китая». Кейган пишет: «Если лидеры России и Китая перестали верить в коммунизм, то это не значит, что они перестали верить во все, кроме собственной власти. Они убеждены в правоте авторитаризма, и ставят сильное централизованное государство выше мягкотелой демократии, которую они презирают. Крепкая властная вертикаль внутри страны — это, по их мнению, залог уважения к ним со стороны внешнего мира. Вожди России и Китая — это не просто автократы по недоразумению, они — автократы по осознанному выбору». «И кто скажет, что они неправы? — продолжает Р.Кейган. — Россия и Китай доказывают, что экономический рост совместим с автократией вопреки самым сокровенным догмам либерального Запада. В этих странах выстроена система, сочетающая известную экономическую свободу с зажимом свободы политической. Расчет делается на то, что люди, зарабатывающие деньги, не будут совать нос в политику, особенно если им периодически напоминать, как легко в этом случае они могут его лишиться».

Другими словами, в Соединенных Штатах сегодня все больше укрепляется мнение, что противоречия между демократическими странами Запада и недемократическими державами Евразии (прежде всего Китаем и Россией) носят вполне принципиальный характер и, возможно, обозначают основную линию конфронтации XXI века. Сразу после падения Советского Союза и мировой социалистической системы дело выглядело предельно ясно. Представлялось совершенно очевидным и неизбежным, что результатом этого краха станет заимствование и строительство в странах бывшего соцлагеря системы институтов западных стран, обеспечивших им процветание. Тогда неизбежным и неопровержимым выглядел вывод о безусловном преимуществе западной институциональной модели, в которой частная собственность, свободная конкуренция и разделение властей являются базовыми условиями экономического успеха. Однако в результате получилось не совсем так. Капитализм, конечно, победил везде, но оказался он далеко не таким, как его представляли на Западе. В конечном итоге на планете вместо одного, единого для всех капитализма, образовалось сразу два, условно говоря — «западного» и «восточного» образца. Один — демократический, другой — авторитарный. Один — основанный на западных либеральный теориях, другой — корпоративистский. Для одного конкуренция является универсальным принципом, для другого — лишь инструментом, зона применения которого строго контролируется государством. В одном случае государство выглядит как набор институтов, взаимно сдерживающих друг друга (парламент, исполнительная власть, суд, гражданское общество), что открывает простор для реализации частных интересов. В другом государство напоминает сжатый кулак, ограничивающий частные интересы во имя доминирующей цели, понимаемой как общая. Соответственно, для одного права личности являются приоритетом по сравнению с правами государства, для другого — наоборот.

И вот эти две системы сейчас действуют на глобальном рынке, но не как союзники, а как непримиримые конкуренты. Для обоих капитализмов существование и притязания другого воспринимаются как угроза и посягательство на собственные сокровенные принципы, отчего они стремятся к взаимной экспансии и в любой момент готовы к активным действиям на «территории противника». Причем борьба идет уже не столько за установление собственных правил на глобальном рынке, сколько за полное обладание этим рынком и всеми его ресурсами. И это очень опасно. Кроме того, авторитарный капитализм становится все более привлекательным. Это связано в первую очередь со стремительным экономическим прогрессом его родоначальников — «азиатских тигров»: Японии, Ю.Кореи, Сингапура и т.д. Не меньшее впечатление производит и ударный рост экономики Китая. В этой связи Р.Кейган замечает: «Западный интеллигент не может понять притягательной силы автократии или того, как смена идеологической парадигмы способна влиять на умы народов малых стран. Фашизм был в моде в Латинской Америке в 30-40 годы прошлого века благодаря его успеху в Италии, Германии, Испании. Крах коммунизма в СССР имел огромный идейный резонанс и вызвал волну демократизации во всем мире. Сейчас маятник может качнуться в противоположную сторону».

Есть все основания полагать, что маятник уже качнулся, особенно в условиях нарастающего финансового-экономического кризиса на Западе. Соревнование между двумя подвидами капитализма проанализировал на страницах влиятельного американского журнала Foreign Affairs израильский политолог Азар Гат. «Авторитарные капиталистические страны, персонифицируемые Китаем и Россией, — пишет он, — могут представлять собой жизнеспособную альтернативу… это означает, что окончательная победа и будущее доминирование либеральной демократии не являются неизбежными… успешный недемократический «Второй мир» может теперь рассматриваться многими в качестве привлекательной альтернативы либеральной демократии». Известный российский политолог С.Караганов расшифровывает суть авторитарного капитализма, в том числе и российского. Она состоит «в стремлении государства взять под контроль экономические и в первую очередь сырьевые ресурсы, выведя их из-под контроля операторов глобальной экономики». И такое стремление становится все более характерным не только для России или Китая, но и для стран Латинской Америки, Саудовской Аравии, Эмиратов, других сырьевых регионов мира, в какой-то степени даже для Европы. «На глазах заканчивается эра «семи сестер», — пишет Сергей Караганов, — обеспечивавшая беспрепятственный доступ к сырью, которое почти постоянно относительно дешевело. Терпит поражение одно из главных направлений американской и западной политики последних 60 лет — обеспечение контроля над энергодобывающими странами и беспрепятственного доступа к дешевым энергоресурсам Третьего мира».

Таким образом, государство, исповедующее идею авторитарного капитализма как бы пытается вырваться из пут глобальной экономики, но при этом, как замечают либеральные противники этой идеи, это государство обязательно и притом немедленно обнаруживает в себе признаки хищника, оно тут же подбирается к имуществу своих обеспеченных граждан, начинает заниматься силовым рейдерством, что сопровождается полным беззаконием и системной коррупцией. Иными словами, у любой страны мира остается небогатый выбор — либо быть «слугой глобальной экономики», предоставив свой сырьевой потенциал в удел транснациональных корпораций, либо быть рабом собственных местных национальных окологосудаственных мафий. Второй вариант как раз и характерен для авторитарного капитализма современной России. Правозащитники из международной организации Freedom House не случайно пришли к выводу, что проводимые в России «эксперименты с авторитарным капитализмом», на самом деле вылились в ущемление демократии «железным треугольником», состоящим из государственной власти, руководства крупнейших компаний и спецслужб. Примерно в этом же направлении постепенно двигается и Беларусь. Правда, в отличие от России у нас даже главный принцип авторитарного капитализма, когда говорят — давайте предоставим народу сначала экономические права, а о политических правах подумаем как-нибудь потом, и тот пока не действует. К сожалению, ни экономических, ни политических прав граждане Беларуси до сих пор еще не имеют.

В одной из последних статей я написал такую фразу: «Вариантов у нас немного: либо тоталитарное «союзное государство» с непредсказуемой, технологически не самой передовой, но сырьевой Россией, либо демократический путь развития и максимально возможная интеграция с высокоразвитым Западом, в частности, с европейскими странами». На что кто-то из посетителей блога под ником Иван сразу же отреагировал: «Очень неочевидное суждение, очень… Почему «тоталитарное» в одном месте и «демократический» в другом? Не факт, не факт…» Ну, хорошо, назовем это вероятное государственное образование не тоталитарным государством, а страной победившего автократического капитализма. Только что от этого меняется в принципе? В любом случае «железный треугольник» в виде пожизненного ошейника белорусам будет гарантирован. Как и соответствующее стойло в российской «Animal Farm»… И я совсем не уверен, что оно окажется комфортнее и безопаснее нашего нынешнего…