: Корни белорусской политики. Евгений Липкович

Телеграф продолжает рубрику Корни белорусской политики. Очередным нашим корнеплодом стал известный белорусский блогер, участник "кефирной" и "бензиновой" войн, кандидат в депутаты Минского горсовета Евгений Липкович. Между тем, сам он еще до начала интервью отметил, что не имеет никакого отношения к политике, "ни к большой, ни к белорусской".

"К чему-то другому имею отношение, а к политике нет. Я отношусь к поколению, которое всегда считало, что лучше лезть в грязь, чем в политику", — подчеркнул он.

Липкович: моя история началась в Китае

"Моя бабушка родилась в Китае, в Харбине. Когда была еще Российская империя, ее родители уехали из-под Варшавы в Китай. Семейная легенда говорит, что мою прабабку увезли от несчастной любви к какому-то художнику, который уехал из Седльца (Шедлиц на идиш) в Америку. Там он разбогател и требовал, чтобы моя прабабка вместе со своими пятью детьми бросила мужа и уехала из Китая к нему в Нью-Йорк. Художник прислал ее портрет, а прадед его порвал, хотя ему предлагали большие деньги. 

Моя бабка, конечно, ничего не помнила о периоде жизни в Китае, потому что маленькая была. Помнила только, как войска Российской империи, которые стояли там, не хотели есть собак, плевались страшно.

Потом мои предки неизвестным мне образом возвращались домой. Семья как-то странно разбилась: какие-то люди осели в Москве, какие-то – в Минске, какие-то в Варшаве, какие-то в Чикаго. В начале 1939 года из Варшавы мои прадед и прабабка приехали в Минск к моей бабке, своей дочери, погостить. Здесь в 1941 году они погибли в гетто.

Бабка моя была в гетто вместе с моей матерью, но потом ушла в партизаны. Она была в боевом отряде, что нетрадиционно, потому что были семейные отряды, в которых группировались по национальному признаку люди, конец которых был известен – газовая камера. А моя ушла в боевой. Ветераны этого отряда потом очень долго еще собирались, их с каждым разом все меньше и меньше становилось. Командир отряда был героем Советского Союза. У моей бабки тоже хватало наград: медали, грамоты, подписанные лично верховным главнокомандующим генералиссимусом Сталиным, и прочая такая всякая атрибутика. 

Ни одного из своих дедов я не знал, они все умерли до моего рождения. Кем они были, я тоже не знаю. Знаю, что дед со стороны матери умер после войны от воспаления легких. Он занимал какой-то номенклатурный пост и был связан, вроде, с радио. А со стороны отца я даже не знаю, что там. Мне это не рассказывали, это не культивировалось.

Липкович: мой отец работал с Ли Харви Освальдом

Отец был талантливым инженером и довольно успешно делал карьеру, его перекупали. Тогда зарплата была одна и та же, с колебаниями в 10-20 рублей, но перекупали льготами: квартиру дадут на пять метров больше, телефон установят, еще что-то. 

На "Горизонте" отец работал с Ли Харви Освальдом, но особых подробностей я не знаю. Может, он дружил с ним, может, не дружил – не знаю. Когда Освальд застрелил Кеннеди (президента США Джона Фицджеральда Кеннеди – Телеграф) и американцы сообщили, что он жил в Советском Союзе, то сразу по нашему радио заявили, что это клевета и провокация. На заводе просто смена остановилась: "Как?" Но потом уже перестали отрицать это дело. 

Я сам довольно много знаю об Освальде, о том периоде. Его сюда направили в тот же год, когда в Минск из Могилева была переведена школа КГБ, которая сейчас является Институтом национальной безопасности и которую кончала куча российских политиков, министров и губернаторов. Дело в том, что после войны не знали, где должна была быть столица, и думали, что она будет в Могилеве. Местная школа КГБ создавалась как филиал Львовской школы контрразведки, которая возникла для борьбы с украинским национализмом. Я думаю, что все, что сейчас они (сотрудники КГБ – Телеграф) рассказывают об Освальде – это вранье. Я думаю, что была сознательная цель и отправили его в Минск, чтобы отработать некие технологии. И то, что утверждается, что за ним один человек следил, курировал – это, мягко говоря, неправда. Уверен, что за ним серьезно следили, к чему-то готовились.

Я хорошо помню, как отец работал на "Термопласте", куда его дополнительной жилплощадью перекупили с "Горизонта". Там было военное производство, и оно должно было давать продукцию строго по графику. На "Термопласте" работали литьевые машины, которые все время ломались. Несмотря на то, что на заводе был штат ремонтников и инженеров, в три часа ночи за отцом присылали автобус, и он ехал и чинил. У него даже какие-то изобретения были. 

Потом с "Термопласта" отец перешел на фурнитурный завод, где работал главным механиком. Я там тоже позже успел поработать. Отца уважали, он был специалист, входил в коллегию министерства легкой промышленности. При этом он никогда не был коммунистом, и, сколько ему не предлагали вступать в КПБ, пост его был номенклатурный, всегда отказывался. Говорил: "Не готов, не созрел". И ничего с ним сделать не могли. На похороны к отцу пришло 300 человек. 

Липкович: моя мать была совсем как Ермакова

Мать моя была недолго в гетто. Бабка договорилась, чтобы ее как белоруску взяли в детский дом. Фашисты делали постоянно проверки, чувствуя, что еврейских детей прячут, но директор детского дома ее не выдала. Мать рассказывала, что в детдоме у детей немцы брали кровь для солдат вермахта, а на Новый год дарили подарки. Она вспоминала, что, когда наши разбомбили склады на аэродроме, земля была сладкая, много сахара на нее выпало, и она бегала с ведром собирала сладкую землю.

Закончив финансово-экономический техникум, мать непродолжительное время по распределению попала в Крым, в Саки, и там работала кредитным инспектором, совсем как Ермакова (глава Нацбанка Беларуси Надежда Ермакова – Телеграф). Рассказывала, что ее привозили в колхоз и показывали стадо бычков, потом звали пить чай с конфетами и после показывали это же самое стадо, но перегнанное в другое место, в других интерьерах. То есть новых бычков не было, и она просекла ситуацию. Когда узнала, что предыдущего кредитного инспектора убили хулиганы – интуиция у нее была хорошая – то всякими правдами и неправдами вырвалась из Крыма. 

В Минске она устроилось работать на "Горизонт" и всю жизнь там проработала в инструментальном цеху. Знала всех, знала все, что там происходит. До пенсии она не дожила, у нее было серьезное заболевание.

Липкович: в школе у меня были серьезные проблемы с дисциплиной

: Корни белорусской политики. Евгений Липкович

Я учился в 20-й школе, потом – в 70-й, потом в 10-й. 10-я школа была физико-математической. Была одной из лучших, в ней самой еще были физико-математические классы. Школа была классная. О ней сохранились хорошие воспоминания, особенно о старших классах. У меня даже дневник школьный сохранился.  Фактически получилось так, что я учился в еврейском классе. Все остальные в нашем классе были нацменьшинствами. 

Математика шла по два урока: 45 минут, потом перемена 20 минут и еще 45 минут. Так вот, у нас перемены не было. Учитель математики давал задачу, и ее надо было не просто решить на скорость – это ерунда – ее надо было решить в уме. Девочки, которые не могли это сделать, плакали. Можно было запросто схлопотать двойку, только за то, что у тебя ее не было. Но, тем не менее, эти двойки не учитывались. 

Я схватывал на лету. В школу в девятом-десятом классе приезжали вербовщики из МИФИ, Московского института физики, которые проводили по школам свои олимпиады. Я тогда парню помог решить его вариант и свой вариант решил. Но в своем варианте допустил досадную ошибку, а чужой решил полностью. И в результате приятель мог поступить в МИФИ, но не поступил. По-моему, он об этом совершенно не жалеет, живя в своем Техасе и работая программистом. 

У меня в школе были серьезные проблемы с дисциплиной. Меня не выгоняли, конечно, но отношения были очень напряженные. Не могу сказать, что я был неадекватен, скорее, это было гормональное, мне хотелось вые…ться перед девчонками, решить первым. На это у меня еще накладывался комплекс Наполеона: я – маленького роста, а все ребята высокие. Я считал, что всегда должен был быть первым, и, естественно, за это получал. И родители получали, их вызывали в школу. В результате у меня был очень низкий аттестат – четверка, когда у всех он был где-то 4,5. 

Когда я поступал в институт, надо было сдавать четыре экзамена, тогда как все из-за конкурса аттестатов сдавали два. И я сдал все экзамены на пятерки, для меня это было просто. Мы настолько были заточены, что не нужны были не репетиторы, ничего. Мы готовились по программам МГУ и других топовых вузов. Я знаю, что потом в школе получили по голове: как это так, аттестат – четверка, а он на все пятерки посдавал!

Липкович: из университета я благополучно вылетел

Я поступил в политех (теперь БНТУ – Телеграф) на автоматизацию машиностроения – на робототехнику. Но это оказалось не мое, надо было идти в БГУ. И я благополучно вылетел с третьего курса, не сдав теорию вероятности. Я вообще теорию вероятности сдавал пять раз, в том числе три раза перед тем, как вылетел из политеха. А потом, восстановившись, еще два раза. Правда, сдал на пятерку и уже разобрался. 

Я выскочил из политеха и пошел работать к станку. Потом восстановился. Но, так как это было не мое, я ушел работать на "Горизонт". У меня же другой дороги, как на "Горизонт", не было. Я ездил в детсадовскую дачу при "Горизонте", в пионерский лагерь при "Горизонте". Начал работу я слесарем контрольно-измерительной аппаратуры в гальванозаготовительном корпусе, который находится на Куйбышева, через дорогу от завода. 

Работал со сверхядовитыми жидкостями, которых во дворе был целый склад. Если бы что произошло, то полгорода могло сразу накрыть. Вентиляция была слабая, автоматика не всегда срабатывала. Летит стая воробьев над корпусом, а оттуда как бахнет какой-нибудь цианистой кислотой, так все воробьи в эту вентиляцию и попадают. Вся стая дохлая. Были на заводе участки хлорного железа, где я не мог находиться, у меня сразу кровь из носа шла. Вот так мы и работали. Хватало всякого. 

На "Горизонте" было КБ, которое занималось военной техникой. Телевизоры же тогда разрабатывал Шяуляй, Латвия – приемники "Океан". Только потом уже что-то делали наши. Металлические решетки, которые должны были делать красивыми корпуса, запускали в ванну с кислотами. Охрененно затратная технология. Там стояли выпрямители, которые подавали ток в ванные по 5 тыс. ампер, чтобы шла химическая реакция. Цианистый цинк, который при температуре 27 градусов распадался на цианид и цинк. Люди, которые подсыпали всю эту химию, назывались корректировщики. Видел, как человек сыпал-сыпал – и умер: выделился пар – и все.

Липкович: таких, как я, ловил Чергинец

Проработал я там лет до 30-и. Потом началась кооперация. У меня уже были к этому времени деньги. Не скрою, я был фарцовщиком, одним из тех людей, которых ловил Чергинец. Так что деньги были всегда, денег было нормально. 

В последние годы я ходил почти исключительно в третью смену. Приходил ночевать на завод: раскатывал поролон на полу и спал. Мой начальник, насмотревшись на меня, тоже уволился к чертовой матери и занялся бизнесом. Кем он только ни был и где-то только ни жил! Тут строительством занимался, потом уехал в Америку и там строил, а затем вернулся и стал баптистским проповедником.

Когда началась кооперация, я с приятелем занялся забавным делом. Покупали кальсоны витебской фабрики "КИМ" и шили из них лыжные шапки, из обрезков – варежки, которые пользовались большим спросом почему-то у туристов из ГДР. Правда, они были одноразовые. Попадая под дождь, шапки приобретали невообразимую форму. Потом программа "Взгляд" каких-то монстров сделала из людей, которые шили такие шапки. Чуть ли не врагов народа…

Мы занимались майками. Заказывали у Цеслера (белорусский дизайнер Владимир Цеслер – Телеграф) логотипы. У него есть замечательный плакат "Маркс-87", где Карл Маркс бреется и на нем проступают Гитлер, Ленин, Сталин. И мы эту штуку гнали на майках. Она была страшно красивая, но непопулярная: народу надо было что-то проще. И мы делали  и попроще.

: Корни белорусской политики. Евгений Липкович

Я прошел все ступени: на Комаровке сам стоял и челноком ездил в Польшу и в Югославию. При Милошевиче год прожил там. Не вижу в этом ничего страшного. Работал в легальных конторах. 

Когда платежи не ходили между Беларусью и Россией, биржа наша не работала, придумал одну штуку. Наверное, я даже был первый, кто придумал. Гениальное все просто: дал в газету "Белорусский рынок" объявление "Нуждаемся в оплате счетов в России", и мы начали заниматься зачетом: они (россияне – Телеграф) платили там, а мы оплачивали что-то здесь, сами устанавливали обменный курс русского рубля к нашему. Использовали сеть  "Тверьуниверсалбанка", был такой российский банк, который возглавлял Николай Иванович Рыжков, последний премьер-министр Советского Союза, плачущий большевик.

Мы гоняли деньги. Мы знали, что там где-то платили, что деньги из одного банка переходили в другой. Я не помню, с чем это было связано, но тогда в России деньги ходили очень медленно. Может быть, банки пользовались этими деньгами, крутили их. В любом случае, им было выгодно волынить и не платить. А деньги должны идти быстро. Мы садились на телефон – и давай звонить. Мы просто пропихивали деньги, как толкачи, орали на клерков бешено, с пеной. И худо-бедно – функционировало. 

Те ребята, которые купили этот банк, в том числе Борис Йордан (крупный американский предприниматель российского происхождения – Телеграф) какой-то его частью владел, обнаружили, что их система работает и, особо не разбираясь, прислали Рыжкова, который полоскал мозги правительству Кебича (премьер-министра Вячеслава Кебича – Телеграф). И правительство Кебича подписало контракт с "Тверьуниверсалбанком", что он будет главным плательщиком. "Тверьуниверсалбанк" набрал государственных белорусских денег, денег наших пенсионеров и благополучно умер. 

Это в стиле коммунистов, той когорты, откуда, кстати, происходит Чергинец. Это их кидалово, чисто их менталитет. Не понимая, как это все работает, почему все именно так, они увидели, что огромные белорусские платежи идут через этот банк. Я потом видел документы, как Национальный банк пытался получить в зачет от ЦБ РФ задолженность "Тверьуниверсалбанка".

Липкович: я научил власти продавать трактора арабам

Где-то в первой половине 90-х годов случайно нарвался на совсем молодого пацана, который торговал тракторами, страшный дефицит был, и уже имел первый этаж в здании под офис. Я ему подсказал, как правильно маркетинг делать: хочешь продвинуться на Ближний Восток – подари что-нибудь их армии. Если армии то, что ты подарил, понравится, тебе будет очень просто дальше.

А этот парень был одним из приближенных Лукашенко, из титенковско-лукашенковской команды. И они вот так вот до сих пор двигаются на Восток, через их армии. Поэтому у нас сейчас и работает Военный инвестиционный фонд Катара.

Липкович: у меня особое отношение к Якубовичу

Один знакомый олигарх, который умер недавно, рассказывал, как Чергинец пригласил его однажды на беседу. Чергинец был ко времени беседы, кажется, транспортным прокурором, конфисковывал составами, эшелонами все, что под руку подворачивалось: кобальт, нефть, руду. Со слов олигарха, Чергинец искал человека, которому мог бы продавать за откаты свой конфискат. Договорились они или не договорились, не знаю. Зная олигарха, я думаю, что договорились. 

В "Знамя Юности" я начинал писать на спор с одним действующим до сих пор политиком. Сказал, что в Беларуси нет журналистики и что раскрутиться никаких проблем нет. И я взял и раскрутился. Перло, и хорошо так перло. Колонка, которую я вел, постепенно переехала из внутренней на первую полосу. Она была с самым высоким индексом цитирования. Я писал исключительно индивидуальное мнение о текущей политике в Беларуси, подписывался как "Независимый эксперт".

Тогда была избирательная кампания, и хватало всего, чего угодно. Как-то ляпнул, что Союз офицеров являлся учредителем "Магнатбанка", который потом обанкротился. В газету пришли ругаться, требовали опровержения.  Не помню, что мне стрельнуло такое написать, но мне не стыдно за это. Нравы тогда были другие, до суда дело не дошло: газета поставила опровержения и извинения. 

Денег мне в "Знамя Юности" не заплатили ни за что, да мне и не надо было, в принципе. Это была такая развлекуха. Ну а потом власть сменилась. Но газета не утихомирилась. Один из первых указов победившей команды был о снятии главного редактора. Посадили какого-то щенка, который, говорят, проворовался. 

Я, правда, успел еще что-то в "ЗЮ" написать. Приходил Александр Иосифович Федута (тогда начальник управления общественно-политической информации Администрации президента – Телеграф), пытался разобраться с коллективом. Но я не захотел с ним встречаться. Затем перестал там писать и продолжил заниматься тем, чем занимаюсь. А "Знамя Юности" с тех пор так и не поднялось. 

Я лениво пытался еще где-то публиковаться. Но времена резко менялись: Якубович стал главным редактором "Совбелки". У меня к нему особое отношение с 1980 года. Он грязью моих друзей полил. 

Липкович: меня перестала интересовать российская политика

До интернета я писал в ФИДО, была такая сеть. Фидошники были виноваты во всем. Говорят, что они распяли Бога. Там были разные конференции, и я в них писал, в том числе о белорусской политике. В какой-то конференции писал вместе с будущим заместителем начальника управления "К" Игорем Пармоном, который сейчас уже бывший. 

В интернет впервые я попал в 1993-1994 году. Доступ был страшно дорогой. А плотно я засел в интернете в 1998 году, когда работал в одном месте, где была возможность регулярного выхода в сеть. Сразу попал на политический форум, который назывался "Гайд-парк Россия". "Гайд-парк" опосредованно через Национальную службу новостей содержал банк "СБС-Агро". 

Там была очень интересная тусовка с совершенно разными политическим взглядами. Но, несмотря на то, что взгляды были разными, даже непримиримыми, чувство юмора было хорошее. И всю ту хрень, которую мы придумывали, потом повторял весь российский политический истеблишмент, их Дума. Белорусская политика тогда была предсказуема (она и сейчас предсказуема) и неактуальна. Я довольно быстро выбился в лидеры, и мне владельцы "Гайд-парка" предложили стать модератором. Потом случился дефолт, банк "СБС-Агро" умер. Естественно, он перестал поддерживать службу новостей, и все сразу умерло. 

Приятель из Челябинска создал сайт "Либеральный форум", и люди плавно перетекли туда. Мне было интересно, несколько лет там провел. Но потом все меньше стала интересовать российская политика и все, что с ней связано. Я потихоньку занялся изучением белорусской политики. Точнее не белорусской политики, а диагноза. Я искренне считаю, что у нас в стране надо выдавать лицензии на занятие политикой, чтобы таких людей, как, например, Чергинец, в ней не было никогда. 

Потом жена открыла свой блог и убедила меня заняться блогом. И постепенно я стал популярным. Принципы-то одни и те же – давай свой контент, давай новые идеи. А у меня всегда идей много. 

Липкович: я держал в страхе всю страну

Добиваясь возврата обезжиренного кефира, никаких себе целей я не ставил. Это было просто требование организма. Не я один потребитель, таких много, диабета же эпидемия. Дети, взрослые – болезнь не разбирает особенно. Все действия я описывал в интернете, и, как говорила знакомая юрист, всю страну в страхе держал. Звонишь в какое-нибудь министерство, а тебе там нагло врут, и я выкладываю все переговоры в блог. Представитель могилевского молочного завода в Минске вообще отказывался говорить, вел себя, как политик какой-то. 

Оказалось, что Беларусь подписала международную конвенцию по борьбе с ожирением. Я звонил в МИД и требовал, чтобы отозвали подпись под конвенцией, если нет обезжиренного кефира. Они даже не знали, что на это ответить. Если нам декларируют, что у нас социальное государство, которое заботится о людях, то пусть оно заботится реально. И оно позаботилось о людях реально. То есть, я показал, что система худо-бедно, но работает.  

Я еще к Абрамовой (Ольге Абрамовой – Телеграф) ходил, она была депутатом. Аргументировано с ней поговорил. Она человек вменяемый, сделала депутатский запрос. Для нее это не было проблемой. В конце концов, вице-премьер Бамбиза (Иван Бамбиза – Телеграф) заставил распоряжением наладить производство кефира на Минском гормолзаводе. 

 

: Корни белорусской политики. Евгений Липкович

Я позвонил на гормолзавод, и они сразу начали плакать. У нас же старая система экономической оценки: стоимость кефира зависит от жирности, а не от себестоимости. Производство обезжиренного кефира дороже, чем 2-3-процентного. Заводам просто невыгодно его производить. 

Я говорил: "Ребята, вам дивиденды платят? Платят. Так вот, надо сделать, чтобы вам дивидендов не платили, так как вы функцию свою не выполняете. Я сейчас напишу заявление, чтобы всю вашу прибыль, которая должна идти на дивиденды, забрали. Государство является крупнейшим держателем ваших акций".

Они мне что-то говорят, оправдываются, что у них упаковки нет. Ну, я же знаю, как устроен бизнес. Все можно предвидеть, предугадать. В конце концов, после распоряжения кефир появился. Он, конечно, то пропадает, то опять появляется. Но, во всяком случае, все уже знают, что можно обратиться ко мне.

А вот "битва за бензин" не получилась. Понятно, что, там другие силы работают. Можно, конечно, разбираться в причинах неудачи. Вот "Стоп-бензин" стал как бы продолжением, ребята пошли по массовым акциям.

Липкович: кампания по защите Севастопольского парка была эффективной

С Севастопольским парком все прекрасно. Стоит. Чтобы не говорили, чтобы архитектор Корованский не рассказывал, Севастопольский парк – это очень удачная кампания. Есть у них деньги на так называемое облагораживание, нет у них денег – меня это не волнует. Есть результат: Севастопольский парк не трогают. 

Они много чего вытворяли. Во-первых, хотели очень сильно "облагородить" парк, уложить плиткой. Слухи ходят, что кто-то из горисполкома или очень высоких чиновников, а может, их детей является владельцем завода по производству этой чертовой плитки. Во-вторых, они хотели сделать в парке администрацию, многоуровневую автомобильную стоянку, фитнес-центр и ресторан. Зачем ресторан, если кабаки полупустые?

Я два раза был на каких-то обсуждениях, посвященных судьбе парка. Один раз обсуждение было в администрации, второй раз – в 70-й школе. От них осталось в целом гнетущее впечатление: никакой вменяемой и убедительной аргументации не было — мы так хотим и все. 

Здесь, вокруг парка, очень дорогая земля. Только официальная кадастровая стоимость составляет 10 тыс. долларов сотка, а рыночная – раза в три-четыре выше. Естественно, хотят нарезать парк на куски. Вокруг земли всегда происходят какие-то спекуляции. Ничего удивительного, что они поступают такими методами.

Женщины, которые боролись за то, чтобы в парке не консервировали артезианскую скважину, потому что здесь отличная вода, рассказывали, что дело доходило до того, что им показывали фальшивые указы Лукашенко. Но никого не тронули, несмотря на то, что играли на грани фола. 

Сюда даже Милинкевича (лидера Движения "За Свабоду" Александра Милинкевича – Телеграф) притаскивали. Но, как рассказывал один политолог, куча народу занималась – ничего не получалось, а вышел один Липкович, устроил кампанию, и все заткнулись. В реальности это было так. Используя избирательную кампанию, я смог достучаться. Меня политика как таковая не интересует. Меня интересует парк, потому что я здесь живу. Это условно моя земля. Так, как они умеют, они изгадят это все. Им дай повод, они тут понастроят, дорогу проведут через парк. Почему мы должны страдать из-за этого? 

Интересная была история, когда я спрашивал у главы нашей администрации: "Вы на территории нашего района живете?" Оказалось, нет. Ректор сельхозакадемии Казаровец, который тоже шел в депутаты от нашего округа, тоже здесь не живет. У него здесь нет недвижимости, а вообще из недвижимости только гараж и половина дачи. Какие интересы у него могут тут быть? Студенты сельхозакадемии, которые в общагах живут, вообще временщики. Что Казаровец может защищать в нашем районе? В своих листовках он еще писал, что у него есть программа. Какая программа? Просто анекдот. Я снял свою кандидатуру, но кампанию я считаю очень эффективной. 

Везде люди идут во власть защищать ценности, которые им наиболее близки. Я использовал публичность, как только возможно. Избирательная кампания как раз наложилась. Другого формата нет. Через местные выборы всегда защищают лесопарки, зоны отдыха, что-то строят или наоборот требуют снести. Это местная власть, это так должно работать, а не какие-то абстрактные лозунги, что мы поддерживаем президента. Президент сегодня говорит одно, а завтра другое. Здесь не парламент как таковой. 

Липкович: "Газпром" должен быть разрушен

В следующих выборах я, если и буду участвовать, то только через труп Чергинца. Я же сказал, что лучше лезть в грязь, чем в политику. Хотя уже идут предложения. Во время последней президентской кампании, по-моему, большинство кандидатов хотело, чтобы я их поддерживал. Я выбрал Костусёва (зампредседателя Партии БНФ Григория Костусёва – Телеграф) и не жалею совершенно. Костусёв меня не разочаровал. Его даже за 100 тыс. долларов пытались подкупить! 

Костусёв – хороший мужик, которого хорошо иметь в родственниках. Но насчет президента тут есть смысл задуматься. Может ему опыта поднабраться надо, какой-нибудь осанистости. А вот в родственниках ему бы цены не было. Он дядька, на которого можно положиться. Нормальный мужик.

Я вообще по взглядам убежденный БНФовец. И говорю я исключительно на русском диалекте белорусского языка. Костусёв мне идеологически близок, говорил совершенно правильные вещи. Они, конечно, шокирующие, но, с моей точки зрения, правильные. Другое дело, как он их говорил и что его слушать никто не хотел. Это да, это недостаток. 

Я всегда говорил, что "Белтрансгаз" должен быть национализирован, а "Газпром" должен быть разрушен. Причем любым методом, вплоть до объявления войны России и введения туда наших танков. Если мы уже говорим, что у нас мощнейшая армия, давайте ее использовать на благо страны, а не на маневрах портить асфальт. "Газпром" – это монстр, который преследует ярко выраженные антибелорусские цели. Почему я должен любить его? Мы же Microsoft не любим.

Липкович: я ничего не делаю, только в майке хожу

ШОС я не пропагандирую. ШОС – это Шанхайская организация сотрудничества. Считайте, что я ее фанат. А майки – это форма одежды. Это просто красиво, очень эстетично. Ко мне постоянно подходят люди, которые жмут руку и говорят: "Спасибо, что вы есть". А я ничего не делаю, только в майке хожу.

Я всегда говорил, что задача моя одна – поднять настроение людям. Жить становится с каждым днем все тяжелее, и будет еще хуже. Я не вижу у власти каких-то перспектив. Они сейчас продают наши фамильные ценности. А дальше что? Ничего нового не появляется.

Липкович: у меня очень сложные отношения с армией

У меня очень сложные отношения с нашей армией. Особенно в силу того, что есть пресс-секретутка министерства обороны, который считает, что у меня пропитое лицо. Я давно ему хочу табло разбить, потому как у меня диабет и пить мне нельзя. 

Он меня обвиняет в том, что я якобы использую фашистские методы. А сам не гнушается цитировать откровенного белорусофоба Константина Крылова. Это такой российский даже не националист, а националоид, принял зороастрийство. Философы вообще странные люди, а из Крылова ненависть так и прет, такая химически чистая белорусофобия. Хотя он вообще всех ненавидит. Что-то с ним происходит тяжелое. Так вот эта пресс-секретутка цитирует Крылова в своих статьях, ссылки на него ставит. 

Газетенка у них (минобороны – Телеграф) "Во славу Родины" грязная совершенно. Там в публикациях не гнушаются ничем, хотя и там есть и нормальные люди, как и везде. Эта газетенка написала историю о том, как Санников и Халип (экс-кандидат в президенты Андрей Санников и его супруга Ирина Халип – Телеграф) покупали билеты в Израиль, должны были 20-го числа (20 декабря 2010 года – Телеграф) лететь в Тель-Авив. Газета обещала рассказать также, кто конкретно избил Некляева (экс-кандидата в президенты Владимира Некляева – Телеграф), но заткнулась.

Статьи в этой газете пишут либо под псевдонимами, либо не упоминая фамилий. То есть понимают, что за какие-то слова надо отвечать. 

Липкович: я заслуженный чергинцевед

Могу смело сказать, что я заслуженный чергинцевед. Но не могу сказать, что  чергинцелюб. Чергинец – это ужасно, никакого отношения не имеет к Литературе, даже к публицистике. Фадеев (Александр Фадеев – Телеграф) хоть писать умел, Чаковский (Александр Чаковский, главный редактор "Литературной газеты" – Телеграф) так вообще монстр литературный. 

Читать же Чергинца совершенно невозможно. Какой из него писатель? Позорище. А его еще вынуждены в школе учить. Родители с детьми просто плачут. Понятно, что через несколько лет про Чергинца никто не будет знать, и помнить, и в школе учить. Но сейчас, к сожалению, дела обстоят по-другому. 

По большому счету Рубинов (председатель Совета Республики Анатолий Рубинов – Телеграф) – и тот честнее. Я вот всегда разделяю Чергинца и Рубинова, потому что у второго есть лирика, хорошая или плохая, неважно, и есть общественно-патриотические стихи. Так он их разделил на два тома. У него нормальное чувство юмора, он все понимает. А вот у Чергинца этого нет.

В "Тайнах овального кабинета" про Беларусь чудовищно написано. В книге президент США боялся только одну страну. В Белом доме как просыпались, сразу начинали обсуждать, какая в Беларуси мощнейшая армия.

Чашу терпения переполнило заявление Чергинца о том, что концерт Rammstein подорвет нашу государственность. Я просто охренел. Списки членов совета по нравственности, про который он говорит, что их 40 человек, нигде никогда не были опубликованы. Я, кстати, приходил, разговаривал с их секретарем, молодой такой парень. Он сказал, что да, к Rammstein есть вопросы по нравственности, но, насчет государственности – это личная инициатива Чергинца.

Из-за него посол Беларуси в ФРГ, который должен заниматься продвижением государственных интересов, инвестициями, вдруг прекращает этим заниматься, созывает пресс-конференцию и говорит, что это частная инициатива Чергинца и государство к этому никакого отношения не имеет. То есть я в данном случае был полностью солидарен с государством, поэтому пошел и сжег его чертову книгу ("Тайны овального кабинета – Телеграф). 

Если ты нравственный человек, что ж ты про толстогубую минетчицу пишешь? Мне интересно, он своим внучкам рассказывает про толстогубых минетчиц? А у меня дочка взяла эту книгу читать.

Уголовное дело против меня не возбуждено, но я, к сожалению, нахожусь под подпиской (о неразглашении – Телеграф) и комментировать его, во всяком случае, следственные действия, не могу. Я даже не могу назвать фамилию прокурора, который возбудил дело. Почему это тайна, мне непонятно. У меня даже такое впечатление, что им стыдно за свои действия.

Но, повторюсь еще раз, против меня уголовного дела нет. Был обыск, но это следственные действия и я его тоже не могу комментировать. Если меня переквалифицируют в обвиняемого, расписка о неразглашении сразу аннулируется, и я смогу много и подробно рассказать о том, что я обо всем этом думаю и как они работают. 

Липкович: судье было неприятно слышать выдержки из книг Чергинца

Зато я могу рассказать об административном деле. Чергинец подал на меня в суд за оскорбления. Я не защищался и не собирался защищаться. Изучая болезни нашего общества, мне было интересно посмотреть, что такое наше правосудие. Эксперты, которые хорошо знают, что такое наше настоящее правосудие, считают, что в этом деле я победил. Сумма штрафа была назначена не максимальная, значит, я смог найти аргументы для судьи. Я получил истинное удовольствие, зачитывая всю порнографию судье. И я видел, что ей это неприятно. 

 

: Корни белорусской политики. Евгений Липкович

То, что было в суде, – чудовищно: фантастическое количество нарушений, приговор основан не на фактах, а на личном убеждении судьи. Все же просто: есть мой IP-адрес, есть IP-адрес на той странице, где была размещена некая картинка, так оскорбившая писательское сиятельство. Сравни эти два IP-адреса: совпадают – виноват, не совпадают – невиноват. Но ведь у них нет  ни одного – IP-адреса. За что же они меня тогда приговаривают?

Любопытно другое. Появился некий чел, Новиков, совершенно странное, параноидальное существо. Я никогда не знал и не видел его до этого. Я не исключаю того, что этот Новиков пишет Чергинцу книги за деньги. Как только авторитет Чергинца стал падать  (а он и так не был высоким), Новиков засуетился из-за гонораров. И стал свидетельствовать в суде против меня.   

Существует еще одна версия, я ее выдам как художественный вымысел. Ко мне обратилась фирма Hustler (американский порнографический журнал – Телеграф). Они сказали, что собираются выкупить права на книгу "Тайны овального кабинета" и снять по ее мотивам порнуху для Юго-Восточной Азии. Вели переговоры с Чергинцом. Для раскрутки автора им нужен был скандал. Они обратились ко мне, чтобы я его сделал, а Чергинец, по их словам, заплатит. Ну, я сделал, а Чергинец не заплатил, кинул. Вместо этого устроил на меня наезд. Вот такая литературная история. 

Да, так о суде. Согласно материалам следствия, в столе Новикова было найдено 90 листов распечаток из интернета. Из них только одна страница была по делу, остальные – для создания так называемого идеологического фона. Они никакого отношения к делу не имели, но на основании 90 листов, найденных черт знает у кого и непонятно какое ко мне имеющих отношение, судья сделала личное убеждение и приговорила меня к 525 тыс. рублей штрафа. 

Я подал жалобу. В городском суде история повторилась не менее круто. Мало того, что часть дела потеряли, там еще появились новые листы. В том деле их не было, а тут появились. Честно говоря, штраф небольшой и мне на это наплевать. Но мне не давали даже фотографировать это дело. Какие-то невероятные вещи. Зампереду городского суда Коласу я написал: согласно процедуре хочу ознакомиться и сфотографировать дело с 1-й по 212-ю страницу. Отказ, мол, укажи конкретно. Указываю конкретно страницу. Он пишет – запрещено фотографировать, потому что там есть персональные данные человека. То есть я списать их могу, а фотографировать нет. Где логика?

Ну да ладно. В самом суде потеряли часть дела, а судья Комиссаров, который вел повторное слушание, категорически отказывал предоставить определенную часть протокола. Я заявил четыре ходатайства, и он их все отклонил. 

Я буду судиться. Чуть-чуть разгребусь с делами и в сентябре буду подавать в Верховный суд.

 

Беседовал Максим Гацак

Напоминаем, что ранее гостями нашей рубрики были:

Николай Чергинец

Виталий Рымашевский

Алесь Логвинец

Как вам новость?