Российско — украинский нефтегазовый конфликт, разразившийся в зиму 2008-2009 года, превзошел по масштабу и последствиям все предыдущие эпизоды противостояния «на трубах»
Российско — украинский нефтегазовый конфликт, разразившийся в зиму 2008-2009 года, превзошел по масштабу и последствиям все предыдущие эпизоды противостояния «на трубах», которые случились в регионе за последнее десятилетие. Срыв подписания договоренностей между Россией и Украиной по поставкам газа на 2008 год изначально выглядел как последствие внутриполитических разборок и межклановой борьбы в Киеве, которая удачно «вписалась» в намерения Кремля преподнести показательный урок своей юго-западной соседке за поддержку Тбилиси во время российско-грузинской войны августа 2009 г. Однако, тот факт, что в результате конфликта в буквальном смысле замерзнет половина Европы, выглядел как сдерживающий для обеих сторон в противостоянии и давал надежду, что компромисс будет найден скорее рано, чем поздно. Но произошло как раз обратное — более того, обе стороны в конфликте, похоже, пытаются использовать холод и мороз в качестве инструмента шантажа и достижения своих политических целей на европейском направлении. Для Киева это -заручиться поддержкой ЕС в плане противодействия российской экспансии, для Москвы — добиться безоговорочной поддержки строительства газопроводов в обход Восточной Европы по дну Балтийского и Черного морей. Для ЕС такой конфликт — это еще один повод подумать про стратегию энергетической безопасности, отсутствие действенных инструментов которой кризис наглядно продемонстрировал.
А что же Беларусь? С одной стороны, российско-украинское противостояние позволило официальному Минску набрать очки как стабильному и надежному транзитеру. С другой, от конфликта нам «перепала» кое-какая выгода в виде дополнительной перекачки газа на Запад. Однако, поведение Москвы в отношениях с Киевом показывает, насколько шатки могут быть позиции транзитера, если страна- источник сырья готова пойти на противостояние со всем миром.
По мнению эксперта Валерии Костюговой, интересы российского правящего класса в нынешнем газовом конфликте с Украиной значительно серьезней, нежели вопрос власти в соседней стране. Для российской правящей команды в этом конфликте «зашита» куда более важная проблема, напрямую касающаяся воспроизводства системы власти в самой России. Решающая ставка в игре — несмотря на всю свою внешнюю непритязательность — это цена барреля нефти. При этом очень важно понимать эту проблему не в духе грубого экономического детерминизма, но более глубоко. В цену бочонка нефти зашита целая система ценностей, социально-политических отношений между людьми, представлений о лучшем будущем и т.д.
Белорусское же руководство выступило в данном конфликте безоговорочным и надежным союзником России. Cоюзничество в столь тонком и чувствительном для безопасности двух стран вопросе — в особенности с учетом нацеленности Беларуси на «диалог» с Европой — стоит значительно дороже, чем вопрос признания/непризнания российских сателлитов — Абхазии и Южной Осетии,» полагает эксперт.
Вопросы эксперту:
1. Отражает ли поведение Кремля и Газпрома в российско-украинском нефтегазовом конфликте новую тактику в отношении соседей, в частности использования поставок газа как средства влияния на внутриполитическую ситуацию в Украине? Можно ли ожидать, что это средство будет применено и в других странах, в частности в Беларуси?
2. Что теперь произойдет с транзитом российского газа в Европу? Насколько конфликт укрепил или ослабил экономические и внешнеполитические позиции Беларуси? Сможет ли Беларусь «заработать» на этом конфликте?
3. Можно ли ожидать коренных изменений в самом ЕС, в частности выработки новой единой энергетической политики?
Ответы эксперта:
1. Использование поставок газа как средства влияния на внутриполитическую ситуацию в Украине — это не новая тактика, а порядком потрепанная идеологическая ширма, используемая в новых условиях. Интересы российского правящего класса в нынешнем газовом конфликте с Украиной значительно серьезней, нежели вопрос власти в соседней стране. Для российской правящей команды в этом конфликте «зашита» куда более важная проблема, напрямую касающаяся воспроизводства системы власти в самой России.
Задачи отстранения от власти Саакашвили, Ющенко или, скажем, Тимошенко — это всего лишь тактико-идеологические уловки, призванные наиболее простым и доступным способом оправдать политику Кремля, предшествовавшую конфликту и отвлечь внимание публики от некоторых важных вещей. Полагаю, что сегодня обитателей Кремля должны заботить три таких важных вещи.
* Глобальный финансовый кризис, вызвавший глобальный спад производства.
* Падение цен на нефть и газ.
* Вполне ощутимая угроза ускорения массового перехода на новые источники энергии и диверсификации путей и способов доставки традиционных энергоресурсов (т.е. перспектива сокращения спроса на подземные сокровища).
Поскольку система власти в России в путинский период формировалась под воздействием длинного периода роста цен на подземное сырье, и, соответственно, все средне- и долгосрочные стратегии развития страны вписываются в сверхидею «сырьевой сверхдержавы», то пора делать что-то срочное по времени и антикризисное по направленности. Например, затевать маленькую победоносную газовую войну. Почему? Потому что это проще и, на первый взгляд, дешевле, чем от добычи и транспортировки сырья перейти к нанотехнологиям (как обещал Путин) или инновационной экономике (как любит говорить Медведев) — соответствующим образом переформатировав всю систему власти. Конечно, при этом очень трудно повиниться перед электоратом за неправильно выбранный путь и очень страшно — перед правящим классом в широком смысле, а не просто «командой».
Нынешние заботы российского руководства близки также правительствам других стран, сделавшим моно-ставку на экспорт содержимого подземных кладовых их территорий. Это страны Персидского залива, Иран, Венесуэла, страны Центральной Азии. Именно поэтому российский газ и война в секторе Газа доминируют сегодня в повестке дня: если России сотоварищи как-то повезет в результате «российско-украинского» конфликта — по сути дела масштабного шантажа Европы — то цены на сырье вновь поползут вверх, Европа посодействует строительству СЕГ, кредиты на развитие сырьевой инфраструктуры будет легче брать и проще возвращать. Таким образом, решающая ставка в игре — несмотря на всю свою внешнюю непритязательность — это цена барреля нефти. При этом очень важно понимать эту проблему не в духе грубого экономического детерминизма (в смысле: бабло побеждает все — и добро, и зло), но более глубоко. В цену бочонка нефти зашита целая система ценностей, социально-политических отношений между людьми, представлений о лучшем будущем и т.д.
Итак, «российско-украинский» конфликт — это лишь малый элемент более глобального конфликта между альтернативными моделями развития, причем Украину не следует выделять как представителя «иного уклада». В случае каких-то позитивных эффектов для России этот конфликт помог бы избежать (или оттянуть) постановку острых вопросов по поводу ошибочности выбранных властью стратегий развития. В этом смысле смена украинского правительства или президента, также как и смена курса — важный, хотя и не решающий бонус в игре. В случае неуспеха это напоминало бы спасение любимой грампластинки при пожаре квартиры. Из тех же соображений вытекает, что в случае с Беларусью Кремль может применить аналогичную тактику. Если «фактор Беларуси» как-то хорошо отзовется в глобальной игре. Но с одной лишь целью смены власти в Беларуси Россия не станет пускать в ход свое главное оружие.
2. Белорусское руководство выступило в данном конфликте безоговорочным и надежным союзником России — оно согласилось со сравнительно высокой ценой на первый квартал 2009 г., оно согласилось замалчивать содержание белорусско-российских договоренностей по поставкам газа до окончания острой фазы украино-российского конфликта. Полагаю, что союзничество в столь тонком и чувствительном для безопасности двух стран вопросе — в особенности с учетом нацеленности Беларуси на «диалог» с Европой (прежде всего в секторе безопасности и в энергосотрудничестве) — стоит значительно дороже, чем вопрос признания/непризнания российских сателлитов — Абхазии и Южной Осетии.
Тем более, что первые реакции Евросоюза, в особенности стран, наиболее пострадавших от прекращения поставок газа, оказались ровно такими, которых желала бы Москва и которые серьезно подрывают геостратегические преимущества Минска. Так, к примеру, спикер польского сейма Бронислав Коморовски заяявил: «Я боюсь, что кризис, существовавший в отношениях между Россией и Украиной по поводу цены на газ и раньше, … в этот раз может иметь далеко идущие последствия в виде стимулирования строительства нежелательного для Польши трубопровода «Северный поток», который минует нашу территорию». Можно заметить, что реализация Nord Stream является непосредственной альтернативой не столько украинским газотранспортным сетям, сколько Белтрансгазу. Кроме того, строительство Северного потока исключает строительство второй ветки Ямал-Европа. 50 куб. метров газа в год, которые по расчетам должен пропускать СЕГ, уйдут из белорусской газотранспортной системы.
Не исключено, что кремлевские люди пообещали белорусам, что в качестве возмещения сопоставимый объем газа будет перекинут с украинских газопроводов в Беларусь, но цена таких обещаний невелика (и, как сигнализируют, мировые рынки, она постоянно падает). Вместе с тем, поскольку Газпром является теперь совладельцем Белтрансгаза, то можно рассчитывать, что он не засушит эту трубу, подобно «Дружбе» и, возможно даже, иногда будет ремонтировать. Т.е. какая-то минимальная цена у этого предположительно данного обещания имеется. Если же такого обещания не было, то получается, что белорусская сторона уступила какие-то значимые преимущества взамен на шаткую надежду «день простоять, да ночь продержаться». Хотя в принципе это обычная практика: еще день, еще ночь, еще день… — так прошло 15 лет. Мгновение — в историческом масштабе.
3. О реакции восточно-европейских стран мы вкратце сказали выше. За свою «антироссийскую» позицию они платить не готовы. Пусть эту позицию оплатит Германия или Франция… Что касается ЕС в целом, то достаточно очевидно, что российско-украинская интермедия, происходящая на фоне глобальной рецессии, ставит проблему энергетической безопасности еще острее. ЕС и ранее располагало едиными стратегическими программами на этот счет (которые не очень нравились России), но, по всей видимости, они будут существенно скорректированы — особенно в части использования традиционных энергоресурсов. Конечно, об этом говорят не первое десятилетие — чаще в регистре рекомендаций и пожеланий, но сегодня, кажется, начинает формироваться более жесткая система стимулов. Есть предложения и более краткосрочного плана. Например, предложение Голландии по масштабному инвестированию в диверсификацию энергопоставок. Можно ли ожидать, что начнет формироваться новая система энергобезопасности ЕС? Можно. Нужно ли на это рассчитывать? Не знаю. Если поставить вопрос иначе: кто и за счет кого выберется из экономического кризиса — Россия за счет Европы или Европа за счет России? — я бы поставила на Европу.
