Витебскую епархию обвиняют в затягивании реставрации монастыря. В епархии говорят об искусственности конфликта

06.12.2015 07:00
Архив Редакция

Конфликт вокруг реставрации в Орше бывшего монастыря василиан, возведенного в XVIII веке греко-католиками, а с течением времени перешедшего Православной Церкви, в последний год приобрел общественный резонанс. Кrynica.info выслушала все стороны конфликта и попыталась разобраться в ситуации.

По мнению сообщества оршанской интеллигенции, православное духовенство в лице руководства православной Витебской епархии искусственно замедляет реставрационные работы, что ведет к окончательному разрушению памятника, внесенного в список ценностей национального масштаба.

Противоположные аргументы выдвигает духовенство. Свое видение ситуации во время встречи с корреспондентом Крыніцы изложили архиепископ Витебский и Оршанский Димитрий, благочинный Оршанского округа протоиерей Валерий Серко, а также матушка Даниила — монахиня витебского Успенского монастыря, которая в течение пяти лет руководила работами по восстановлению памятника, стронув их с мертвой точки, и которая была лишена своих полномочий в мае.

В начале века, когда здание бывшего монастыря было передано Православной Церкви, оно представляло из себя такие же руины, которые теперь можно хорошо рассмотреть с городского моста. Владыка Димитрий говорит, что накануне, возвращаясь из Минска с заседания Синода БПЦ, еще раз увидел воочию это чудовищное зрелище и обязал благочинного Оршанского округа о. Валерия Серко принять незамедлительные меры. Владыка говорит, что это недоработка отца благочинного: за лето над зданием так и не появилась консервационная крыша, как весной обещала общественности матушка Даниила — руководитель работ по восстановлению монастыря.

Архиепископ Димитрий уверяет, что кое-что будет сделано еще до Нового года, — например, здание временно накроют, чтобы его и дальше не разрушали снег и дождь. Но матушка Даниила говорит о нежизнеспособности такого обещания — пока не будет готова и утверждена проектная документация, над которой в Минске работает мастерская архитектора Николая Лукьянчика, никаких дополнительных конструкций, даже временных, в старинном здании делать нельзя: это повлечет за собой юридические санкции и штрафы.

«В начале лета, когда я еще могла оставаться в Орше, я попыталась накрыть часть здания, — рассказывает матушка Даниила. — И сразу на меня пожаловались «доброжелатели», мол, я веду несанкционированные работы«.

Между тем представители оршанской интеллигенции, которые сплотились вокруг художника Николая Купавы и общественного активиста Юрия Нагорного, заявляют о медленном и вообще фиктивном ведении работ. Они также писали возмущенные письма архиепископу Димитрию, митрополиту Минскому и Заславского Павлу, Патриаршему Экзарху всея Беларуси. Сейчас очередная жалоба направлена в Генпрокуратуру, от которой активисты добиваются распоряжения заставить митрополита ответить на обращение.

26 ноября в Орше общественность собралась на встречу, решив создать фонд помощи реставрации под рабочим названием «Оршанский замок». Во время встречи говорилось о том, что в прошлые годы на ведение работ были перечислены деньги, о которых впоследствии не был получен отчет от духовенства. Николай Купава уточняет, что только сам лично перечислил на счет 3 млн рублей, вырученные от благотворительной продажи своих картин во время выставки, организованной в Орше с помощью музейных сотрудников и матушки Даниилы. «Теперь будем собирать сами, — говорит художник, — ведь к церковным собирателям есть недоверие«.

Об иных суммах говорит матушка Даниила. «Я еще только начинала работать, когда пришел к нам на площадку художник Купава, — рассказывает монахиня. — Принес фотографии, на которых видно, как ужасно в 50-е годы разрушали церковь. Видно было, что душа болит у этого человека за уничтоженное. И он предложил помочь деньгами, устроив благотворительную выставку. Я пошла в музей на переговоры, мне там сказали — это человек неоднозначный, чтобы не было хуже вашему делу. Но выставку мы организовали. И с нее художник перечислил мне 400 тыс. Других денег я никогда больше от него не получала, а эти деньги я вместе с другими пожертвованиями потратила на оплату проекта«.

Стоимость первой стадии проекта, который осуществляет архитектор Лукьянчик, составила 150 млн рублей. Работы над второй стадией закончились в мае — когда закончились деньги. Предварительно известно, что заплатить за выполнение второй стадии проекта придется около 200 млн, так как нужны дорогие работы с приглашением специалистов смежной направленности. Также придется оплачивать экспертизы, согласования: «Если проект будет закончен, это не значит, что сразу можно будет начать работы«, — говорит матушка, ведь впереди — обязательные правовые процедуры.

Есть и еще один аспект, — говорит матушка. Специалисты, которые делали обзор и заключение по состоянию здания, предупреждают о необходимости следовать всем технологическим условиям реставрации. После того, как будут укреплены и наращены стены, должны пройти два года, прежде чем можно будет приступить к оштукатуриванию. Другими словами, реставрация святыни не сможет произойти мгновенно, в течение года или двух.

Говоря о сумме, потраченной на оплату проекта и зарплаты рабочим, которые расчищали подвал и территорию монастыря, а также делали подготовительные работы, матушка говорит, что собрала очень большие пожертвования: «Вот художник Купава дал 400 тыс., а еще и другие давали по 10, по 15 млн, и не стремились к афишированию своего имени, наоборот, больше не вспоминали об этих пожертвованиях. Много жертвователей из зарубежья, в основном, из Москвы. Но мои московские знакомые, например, которые дали и согласны много дать еще, настаивают, чтобы это был не просто храм или монастырь, а — Дом милосердия, который бы работал по программе «Милосердие». Эта программа многим кажется неоднозначной, так как в уставе ее заложено, что сначала несчастному человеку, который оказался за бортом жизни, нужно создать нормальные условия существования, накормить и дать чистую кровать, а уже после знакомить его с Божьим словом или спрашивать о его вероисповедании«.

По мнению матушки, в том числе шквал жалоб на епархию привел к лишению ее полномочий руководителя работ. Получая жалобы, епархия должна была как-то реагировать, в результате решением архиепископа Димитрия в мае рабочие были уволены, работы остановлены, а сама матушка Даниила, после конфликта с благочинным о. Валерием Серко, вынуждена была покинуть Оршу и переселиться в Витебск в монастырь. С отъездом матушки здание снова осталось брошенным.

Рассказывая об обстоятельствах своего конфликта с благочинным, а также о недовольстве ее работой самого владыки, матушка Даниила говорит, что проблема в ее увлеченности этим проектом и мужской решимости в ведении дел. «Да, я грешница, — соглашается матушка, — ведь в глаза говорю владыке, что нужны большие деньги,  жестко обошлась с пономарем, который едва не устроил в здании пожар, несколько человек сдала в милицию за непотребства, которые творили на территории разрушенного здания».

Несмотря на конфликт с благочинным, матушка готова работать с ним и вернуться к своим прежним обязанностям. «Отец Валерий — хороший священник, — говорит матушка Даниила, — но уйма его обязанностей и личная незаинтересованность в истории, в наследии, объективно не дадут ему вложить себя в это дело так, как это делала я. Нельзя упрекать других священников нашей епархии, на них возложены другие дела, я же не имела другого дела, кроме работы в руинах монастыря, поэтому могла отдаться ей полностью«.

Именно это «отдаться полностью» стало препятствием для дальнейшей работы матушки. По мнению ряда сотрудников епархии, а также настоятельницы Успенского монастыря матушки Сусанны, такая преданность работе свидетельствует о грехе гордыни, а также о чрезмерной привязанности монахини к земному и материальному. «Но как делать честно дело и не гореть им, как оставаться «прохладной»?«, — недоумевает матушка.

Сейчас, живя вне своего дела в Витебске, матушка видит, что ее образованность и организаторские способности все же оценены — ей настойчиво предлагают ехать в Ксениевский женский монастырь в Барань, чтобы там создать Дом милосердия по той же самой программе «Милосердие». Но матушка говорит, что человеку, который не смог закончить работу на старом месте, не будет доверия и на новом. Тем более, что часть меценатов готова помогать конкретному проекту в конкретном месте, давая деньги под ответственность конкретного человека.

Также, говорит матушка, смена руководства работ повлечет за собой новые расходы на переоформление документов.

Недовольны и в Минске в мастерской Лукьянчика, ведь вместе с матушкой Даниилой был отстранен от работы реставратор из Петербурга, который обладает огромным опытом ведения уникальных работ в российских православных святынях. Этот человек приехал в Оршу добровольно, чтобы помочь восстановлению здания. Деньги на зарплату ему собирали прихожане небольшой деревянной Покровской часовни, построенной у монастыря. Минские архитекторы говорят, что без этого человека они не видят смысла работы — другого специалиста, который мог бы работать по созданному проекту, в Орше нет.

Матушка Даниила говорит, что отношения с оршанской интеллигенцией у нее сложились хорошие — монахиня превосходно говорит по-белорусски, имеет высшее образование и незаангажированные взгляды на исторические события. Но убедить якобы единомышленников перестать писать жалобы матушке не удалось.

Совсем по-другому сложились отношения оршанского сообщества с отцом благочинным. Все, кто говорит по-белорусски и имеет независимые политические взгляды, вызывают у о. Валерия Серко недоверие, и он его не скрывает. «Знаете, — говорит он, — я сразу догадался, что это «свядомые»,  и я не хочу подставляться».  На уточнение, — считает ли он нормальным отказываться от помощи людей, взгляды которых отличаются от собственных, — священник говорит, что принял бы помощь, если бы она действительно предлагалась.

Конфликт между общественностью и о. Валерием произошел после того, как он отказался принять участие в обсуждении проекта реставрации на приходской территории. Отец Валерий говорит, что, во-первых, для него оршанские деятели искусства — совершенно незнакомые люди, о религиозности которых он ничего не знает, во-вторых — не видит смысла в обсуждении, поскольку нет готового проекта, — единственного предмета, который мог бы стать темой обсуждения. «Шум ради шума«, — резюмирует священник действия общественности.

О перечислении каких-либо денег на реставрацию о. Валерий не знает. Также не знает в лицо тех, кто к нему обращался по телефону. Архиепископ Димитрий также недоумевает — почему ему пишут письма, в т. ч. открытые, но не предлагают встречу. «Я не закрытый недоступный человек, — говорит владыка. — Я бы приехал сам, если бы они инициировали встречу, приехал бы в Оршу и даже не нужно было бы спрашивать благочинного«.

Председатель Белорусского добровольного общества охраны памятников истории и культуры Антон Остапович считает кампанию против Витебской епархии с обвинениями в нежелании спасать памятник достаточно необоснованной, по крайней мере, потому, что она лишена фактологической почвы. «Чтобы обвинять церковь, нужны факты. А для того чтобы были факты, надо было бы сделать запрос насчет расхода денег на проектирование со стороны церкви, — говорит Антон Остапович. — И уж если бы не представили материал, то можно было бы инициировать проверку – на то ли расходуются деньги«.

Председатель Общества подчеркивает, что процедура такого рода может быть инициирована юридическим или физическим лицом из числа жертвователей и предполагает отчет о балансе счета, о движении денег на нем, целях их использования.

Неуместным считает Антон Остапович и создание специального счета без соответствующего контроля за ним: «Перед открытием счета нужно было выбрать наблюдательный совет, который бы отслеживал движение денег, и в который вошли бы не только православные активисты, но и люди со стороны».

По мнению Остаповича, говорить о том, что деньги «пошли налево», нет смысла, т. к. никто не знает, сколько их было перечислено: «Может, например, там был мизер, какие-то там десятки, или даже сотни две миллионов, а это – капля для объекта, которая съедается одним махом на минимальные корректировки проектной документации«.

Неуместным считает специалист по спасению памятников и дискуссию о том, что здание до сих пор не накрыто крышей: «Даже на элементарную консервацию нужен проект«.

Создание в Орше фонда в материальную поддержку реставрации Антон Остапович не считает действенным шагом: «Здание — церковная собственность, и функции заказчика должна выполнять церковь, осуществляя платежи за выполненные работы. Поэтому нужно найти и оформить формы участия фонда в работах по восстановлению памятника. Но надо осознавать при этом, что цена вопроса по такому объекту — десятки миллиардов белорусских рублей«.

Один из оршанских общественных активистов Юрий Нагорный говорит, что на многие вопросы мог бы дать ответы руководитель работ над проектом реставрации, архитектор Николай Лукьянчик, которого неоднократно приглашали на встречу с городской интеллигенцией. Пока что устроить встречу не удалось, тем более, что на ней не настаивает духовенство.

«Мы сомневаемся в том, что проект соответствует историческому облику здания, что он действительно сделан на основании всех документов, который удалось найти в музее и архивах«, — отмечает он. Городская интеллигенция хочет своими глазами увидеть соответствие работы мастерской Лукьянчика исторической правде, хотя сам Юрий Нагорный не скрывает, что не является знатоком сакральной архитектуры.

Еще одним поводом для встречи с архитектором, по мнению оршанских активистов, является надежда на то, что удастся убедить его продолжить работы с договоренностью об их постепенной оплате за счет собранных средств. 4 декабря вышло открытое письмо оршанской интеллигенции к митрополиту Павлу.

Как вам новость?