Общественный договор гражданского типа должен опираться на патриотическую основу.
Власти нету в чистом виде.
Фараону без раба
и тем паче — пирамиде
неизбежная труба.
…
Бросим должность, бросим званья,
лицемерить и дрожать.
Не пора ль венцу созданья
лапы теплые пожать?
Иосиф Бродский, «Лесная идиллия»
На сайте газеты «Наша нiва» на днях появился любопытный материал С.Микулевича — статья под названием «Проста кантракт такi». В ней автор, основываясь на социологическом исследовании «Природа социального контракта в современной Беларуси: источники политической стабильности, пространство для перемен», проведенном экспертами Белорусского института стратегических исследований, совместно с социологической лабораторией «Новак», попытался ответить на очень важный для всех нас вопрос: — Существует ли в Беларуси некое неписанное соглашение между властью и обществом? Вывод, к которому приходит С.Микулевич, заключается в следующем: при сравнительном анализе начального периода правления администрации А.Лукашенко с сегодняшним днем, выясняется, что группа поддержки власти и мотивация этой поддержки в нашем обществе изменились достаточно сильно. А именно: эмоциональное увлечение значительной части населения харизматичным белорусским лидером, обещавшим в кратчайшие сроки победить коррупцию и навести в стране порядок, трансформировалось в традиционное «вертикальное» подчинение, предполагающее лояльность в обмен на определенные выгоды, гарантированные властью. По мнению автора, подобное явление можно назвать «социальным контрактом», который, как утверждает он, и стал основанием так называемой белорусской «стабильности». Причем, этот «социальный контракт» достаточно ситуативный, в большой степени зависящий от экономической и политической коньюнктуры в стране, потому как измеряется он одновременно как уровнем благ, предоставляемых властью, так и уровнем свобод, которые она в состоянии позволить.
Не буду пересказывать полностью содержание этой статьи, с выводами которой в принципе можно согласиться, но если я правильно понял, в данном случае под термином «социальный контракт» подразумевается то, что в социологии принято еще называть «Общественным договором». Который представляет из себя некую противоположность средневековым религиозным представлениям о «божественном» происхождении власти, ее неограниченности, неответственности и неподотчетности перед обществом. Наиболее радикально концепция Общественного договора была разработана еще Ж.-Ж. Руссо. В своей книге «Об общественном договоре» он не только критиковал институты феодального государства и права, но отрицал систему феодализма в целом, призывая к изменению сложившегося к тому времени общественного строя, считая при этом, что, поскольку государство возникает на основе Общественного договора, граждане вправе в любой момент расторгнуть этот договор в случае злоупотребления властью. Существует ли какое-то подобие Общественного договора (или, если хотите, социального контракта) в современной Беларуси? Безусловно существует. Вообще, Общественный договор как негласная договоренность об относительно мирном сосуществовании власти и общества был всегда и везде, причем, как правило, сразу в двух вариантах одновременно. Первый, официальный, или «белый» вариант — это Конституция. В недоразвитых странах она пишется в основном для доверчивого электората, постоянно дополняется и изменяется на «исторических референдумах», и, по большому счету, не имеет ровно никакого значения. Второй вариант, куда более серьезный — «серый». На верхних этажах власти он представляет из себя некий открыто неартикулируемый «пакт элит», «внизу» общественной лестницы — предстает в виде гражданского консенсуса.
Общественный договор имел место и в Советском Союзе, даже при ортодоксальных коммунистах. Хотя и выглядел он при этом весьма своеобразно. Вот как описывает его известный российский политик и общественный деятель Г.Явлинский: «Смысл Общественного договора при большевиках был такой: вы делайте, что я вам скажу — или я вас застрелю. А если вы будете делать, что я скажу, то я вас не застрелю и даже о вас позабочусь. Но как позабочусь? Как смогу, так и позабочусь. Какая-нибудь квартира у вас будет, одежда, посмотрим… В общем, я о вас позабочусь в любом случае, буду кормить и содержать. Такой общественный договор был все советское время. Он был жестче, был мягче, но он был». Кроме того, как известно, Общественный договор в условиях тоталитарного общества требовал не только полного и беспрекословного подчинения каждого гражданина, но обязательно еще его «любви» к власти, а также полного и безоговорочного ее признания. Однако все это уже в прошлом. В авторитарных обществах, какими по сути сегодня являются Беларусь, Россия и остальные страны СНГ, содержание Общественного договора, с точки зрения государства, несколько изменилось, цитирую все того же Г.Явлинского: «А сейчас, я думаю, Общественный договор такой: вы, люди, нам не мешайте и делайте вобщем-то, все, что хотите, только в наши дела не лезьте. Вы сами по себе, мы сами по себе. Будете мешать — вам же будет очень плохо. Любить нас не надо, мы вас об этом не просим, но и путаться у нас под ногами не стоит. Ты живи, как можешь, а я буду жить, как я могу. Прорвешься во власть, будешь жить как я и вместе со мной, не прорвешься — будешь жить на том месте, где находишься». «Вряд ли это можно назвать настоящим Общественным договором — справедливо замечает Г.Явлинский. — но так есть на самом деле. Авторитарная система требует от нас одного — чтобы мы не вмешивались в ее дела, а на самом деле в свои. Чтобы мы не интересовались, куда деваются природные ресурсы нашей страны, как они распределяются, как решаются вопросы бюджета и так далее… То есть, авторитарное государство — это абсолютно отчужденная от нас вещь».
Надо признать, что подобный Общественный договор общества с авторитарной властью до последнего времени наших людей вполне устраивал. Они были готовы отказаться от большинства своих прав и свобод в обмен на рост личного благосостояния. В еще большей степени он устраивал власть, устойчивость которой казалась незыблемой. Но сила такого договора одновременно является и его слабостью. Аналитики часто приводят такие исторические параллели. В свое время аналогичный авторитарный режим президента Индонезии Сухарто казался одной из самых надежных политических систем современности. Как известно, Сухарто захватил власть в 1966 году, и установил в стране полувоенную диктатуру, позволив при этом индонезийцам обогащаться всеми доступными способами. Но и про себя дорогого, мягко говоря, не забывал. Что, однако, у богатеющих на глазах индонезийцев (не всех, конечно) особых претензий не вызывало. Продолжалась такая идиллия …целых 30 лет! Пока не грянул восточно-азиатский кризис 1997-1998 годов, в результате которого индонезийская экономика мгновенно сорвалась в состояние свободного падения. Итог правления Сухарто для него самого оказался весьма печальным — после бесконечных массовых беспорядков и наступления полного хаоса в стране, Сухарто не только потерял свой пост, но и был вынужден бежать из страны. Нечто подобное произошло когда-то и с шахом Ирана… Вывод из этих и многих других исторических примеров, считает российский аналитик Р.Скидельский, очевиден: автократии, которые многие превозносят за возможность твердо проводить в жизнь решения и гарантировать закон и порядок в государстве — это «бумажные тигры». Они кажутся мощными и прочными до тех пор, пока их не уничтожает народное недовольство. Перед лицом экономического кризиса или военной угрозы эти короли оказываются голыми. Огромное преимущество демократий в подобных ситуациях, — пишет он, — заключается в том, что они позволяют сменить правителя, не свергая режим. Политический провал дискредитирует правящую партию, но не всю политическую систему, которая позволила ей на время оказаться у руля. В условиях демократии народное недовольство может проявиться не обязательно в уличных шествиях, но и на избирательных участках. В подобных странах возможны «новые курсы», но не революции.
Перспектива подобного исхода, как мне кажется, в настоящее время больше всего беспокоит политическое руководство как Беларуси, так и России. «Победоносное» вступление обеих наших стран в мировой экономический кризис убедительно доказало, что тот самый «социальный контракт», который сложился у нас в определенный исторический период — основанный на «нефтяной ренте», сверхдоходах от продажи углеводородов, прочих природных ископаемых, а для Беларуси еще и на гигантских российских дотациях, полностью себя исчерпал. Вопрос все больше становится ребром — по мере усиления кризиса наша косная, закрытая, параноидальная, помешанная на самосохранении политическая система, основанная на агитпропе, административном ресурсе и «президентском патернализме», больше не в состоянии справляться с новейшими историческими вызовами. Вывод очевиден — ее надо менять. Но каким образом? Для начала, как мне кажется, неплохо бы пересмотреть этот самый таинственный Общественный договор между властью и народом. Как это может выглядеть на практике, по-моему, почти гениально сформулировал руководитель Института современного развития РФ Игорь Юргенс: «Общественный договор состоит в ограничении гражданских свобод в обмен на экономическое благополучие. В настоящий момент экономическое благополучие снижается. Соответственно, гражданские права должны расширяться. Это простая логика». Логика действительно простая, без изменения Общественного договора сохранить статус-кво в условиях кризиса — то есть удержать хотя бы на минимально достаточном уровне господдержку национальной экономики, обеспечить мало-мальски достойное (по нашим меркам) содержание бюджетников, пенсионеров и т.д. — вряд ли удасться. Что чревато серьезными последствиями, ибо неизбежно приведет к деморализации значительной части населения — и тогда любое заметное снижение уровня жизни может повлечь за собой неадаптивное, непредсказуемое, паническое, деструктивное, какое угодно, поведение массы людей, в одностороннем порядке отказывающихся уже от любых цивилизованных договоренностей с государством. Возникает очередной вопрос — хорошо это или плохо? Какой-нибудь продвинутый оппозиционер обязательно тут же подхватит: «Ну, так это ж здорово! Народ наконец-то выйдет на улицы и сметет ненавистный режим, извините, к едреней фене!»
Смести-то он, может и сметет… И лично я по нему плакать не буду. Но меня больше интересует другая проблема — а дальше-то что? Есть ли в нашей стране некая альтернативная сила, способная взять на себя всю полноту ответственности за судьбу Беларуси и ее народа, сохранив при этом если уж не белорусский суверенитет в полном смысле этого слова, то хотя бы нашу территориальную целостность?… Мы же в конце концов не островная Индонезия, расположенная где-то на экваторе, до которой не всякий российский самолет долетит без дозаправки… Короче говоря, коль скоро такая сила есть, но я про нее ничего не знаю, тогда пусть будет, как будет. Но если в существовании этой силы большинство населения Беларуси здорово сомневается, то это автоматически означает, что обществу и власти в нашей стране надо срочно искать какой-то взаимный компромисс. Но при одном непременном условии — для заключения какого бы то ни было гражданского соглашения договаривающиеся стороны должны: во-первых — этого хотеть, а во-вторых — они должны быть вменяемы и дееспособны. В противном случае цена такому договору будет равна нулю… Вот с этого места у нас и возникают большие проблемы. Прежде всего со стороны президента А.Лукашенко, который, в чем я уверен на все сто, ни при каких обстоятельствах добровольно не откажется ни от своей абсолютной власти, ни от выстроенной им управленческой «вертикали». В то же время хорошо известно, что Общественный договор гражданского типа означает прежде всего включение механизмов «горизонтальной» мобилизации общества, под которой подразумевается свободное объединение граждан с целью решения ими своих же собственных проблем. Речь идет прежде всего о политических партиях, неких самодеятельных ассоциациях, самоуправляемых общинах, группах взаимопомощи, независимых профессиональных и прочих союзах, способных отстаивать общественный интерес перед лицом как государства, так и любых узкокорыстных группировок, включая откровенно коррупционно-криминальные. И в этом есть свой резон. Мировой опыт показывает — горизонтальная мобилизация общества превосходит вертикальную как по объемам высвобождаемой ею человеческой энергии, так и по длительности и устойчивости своего действия во времени. Конечно, направляется эта энергия не на решение спущенных «сверху» «глобальных» идеологических задач (как это сегодня происходит в Беларуси), а на реализацию повседневных, большей частью локальных интересов самих граждан, связанных с обустройством и улучшением их среды обитания.
Увы, для того, чтобы нечто подобное стало реальностью, в стране должно быть сильное гражданское общество, заинтересованное не только в сотрудничестве с властью, но и в контроле над ней. К сожалению, поводов для оптимизма в этом отношении у нас нет никаких. Гражданского общества в Беларуси даже и не намечается, а любые «реформы», проводимые «сверху», как правило осуществляются в рамках традиционной парадигмы «авторитарного» Общественного договора — с вытекающей из него инерционной управленческой моделью, согласно которой «вертикальная» власть является субъектом управления, а слабое, «атомизированное» общество — его пассивным объектом. Но это вовсе не означает, что гражданский Общественный договор в наших условиях невозможен в принципе. Совсем не обязательно в данное время воспринимать его как некий единовременный акт. Для начала пусть это будет процесс, имеющий четко направленный вектор и определенные этапы. Главное, чтобы и власть и народ понимали — будущий Общественный договор должен опираться прежде всего на патриотическую основу, на признание всеми сторонами высокого ценностного статуса суверенитета Беларуси, а также на объективное желание подавляющего большинства населения нашей страны остаться народом и сохраниться в виде независимого государства. Причем, способов реконструкции Общественного договора может быть несколько. Например, по мнению известного российского экономиста и общественного деятеля А.Аузана, в условиях кризиса одним из самых эффективных способов изменения социального контракта в лучшую сторону, может быть создание «широкой антикризисной коалиции», как это произошло когда в Соединенных Штатах. А.Аузан пишет: «Во время больших кризисов во многих странах мира начинает формироваться коалиция. Посредством антикризисной коалиции Франклин Рузвельт создал ту форму социального контракта, называемую Великим компромиссом, в которой США достигли лидирующего положения… Антикризисную коалицию Рузвельт создавал из очень разных элементов: цветное население, либеральная интеллигенция крупных городов, католические меньшинства, профсоюзы и т. д. Профсоюзы в 20-е годы вообще считались криминальными организациями, а он их за стол посадил!..»
Посадить за стол и у нас можно кого угодно, а толку-то.. Ну что от этого кардинально изменится? Для формирования настоящей антикризисной коалиции, подчеркивает А.Аузан, необходимо сперва создать соответствующие политические механизмы, разморозить активность тех групп, которые обладают признаками самоорганизации и способности к самостоятельным действиям (такие, как гражданские неполитические организации, малое и среднее предпринимательство и т.д.), соответствующим образом изменить законодательство, тем самым предоставив обществу право гражданского участия в делах государства, и многое другое. Пойдет ли на такой рискованный шаг наше руководство? Очень сомневаюсь. Скорее всего дело закончится в полном соответствии с фразой, которую в своеих лекциях любит повторять А.Аузан: «Все рано или поздно устроится более или менее плохо». Прав был все-таки лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский, утверждавший: «С государством щей не сваришь, если сваришь — отберет…».
