Иранская ситуация — это демонстрация того, что у всех людей есть внутренняя потребность влиять на власть.
Муфтий, эй, погляди… Мы умнее и дельней, чем ты.
Как с утра мы ни пьяны, но все ж мы трезвее, чем ты.
Кровь лозы виноградной мы пьем, ты же кровь своих ближних;
Сам суди, кто из нас кровожадней и злее, чем ты.
Омар Хайам, Рубайят.
Как вы думаете, что общего у всех этих слов: шаль, тюрбан, тафта, пижама, тюльпан, жасмин, шпинат, фисташка, шафран, плов, шакал, диван, киоск, собака, камфора, базар, караван…? Не догадались? Тогда объясню — все они были позаимствованы с языка «фарси» и имеют иранское происхождение. А что мы еще знаем об Иране? Да, пожалуй, почти ничего. Наиболее эрудированные граждане, конечно, вспомнят, что Иран — это Персия, древнейшее государство на Земле, история которого насчитывает не одно тысячелетие. В Персии, например, был составлен свод законов Хаммурапи, один из самых старых сводов законов, дошедших до нас, его возраст более 3 750 лет. В Персию бежали евреи из вавилонского заточения в 539 г. до н. э., там же в 271 году нашей эры достигла своего расцвета академия Гундишапур, являвшаяся одновременно больницей, университетом и универсальной библиотекой, распространявшей знания греков, индийцев и вавилонян по всему тогдашнему миру. В Персии «говорил Заратустра» — основатель зороастризма. А в середине I тысячелетия до н.э. Кир Великий создал огромную Персидскую империю, просуществовавшую до 333 года до н.э., когда она была завоевана Александром Македонским. Уже в следующем столетии Персия вернула независимость, и Персидское царство просуществовало до VII века н.э. С приходом на территорию Персии ислама, страна была включена в Мединский, а позже в Дамасский халифат. Тогда же старая зороастрийская религия Персии практически исчезла, полностью подавленная исламом… Из уважения к постоянному посетителю нашего блога Ali (точка зрения которого редко совпадает с моей) нельзя не вспомнить, что Персия является также родиной Бахауллы (настоящее имя: мирза Хусейн-Али-и-Нури) — основоположника веры Бахаи.
Начиная с XI века Персия неоднократно завоевывалась сначала турками, позже сельджуками, затем монголами Чингисхана, армией Тамерлана и, наконец, туркменами, удержавшимися у власти в Иране дольше других — до 1502 года. В 1502 году Иран вновь приобрел независимость, с приходом к власти персидской династии Сефевидов, правившей страной по 1722 год. Шах Аббас I, правивший во второй четверти XVII века был величайшим правителем этой династии. После его смерти начался постепенный упадок страны, приведший к завоеванию Персии афганской армией в 1722 году. Однако уже через несколько лет была основана новая династия, приведшая Иран к относительному процветанию. В 1906 году в Иране была провозглашена конституционная монархия, просуществовавшая до 1979 года, когда шах Мохаммад Реза Пехлеви был свергнут с трона. В январе этого же года аятолла Хомейни провозгласил Иран исламской республикой. При этом надо заметить, что когда в сентябре 1978 года эксперты ЦРУ составляли заключение о политическом самочувствии иранской монархии, они сделали следующий вывод: несмотря на деспотичное правление шаха, он, тем не менее, осуществляет устойчивый контроль над страной, и его династии ничего не угрожает, по крайней мере, на десятилетие вперед… Однако уже четыре месяца спустя шах был вынужден бежать от народной революции, а один из самых прочных авторитарных режимов на планете прекратил свое существование. В настоящее время Иран — довольно странное «экспериментальное» теократическое государство, чем-то напоминающее СССР периода его внутренней деграции.
Два столпа, на которых базируется современная иранская государственность — это религия и армия. Вся полнота власти в Иране сосредоточена в руках Высшего религиозного руководителя — «рахбара». Первым «рахбаром» был аятолла Хомейни, который, как я уже упоминал, осуществил исламскую революцию в 1979 году. После его смерти и по сегодняшний день у власти второй по счету «рахбар», но с очень похожим именем — аятолла Хоменеи. Главная силовая опора Рахбара — Корпус стражей Исламской Революции, верховным главнокомандующим которого он сам и является. Корпус стражей — это параллельная регулярной армии военная структура. В его состав входят элитные подразделения сухопутных, военно-воздушных и военно-морских войск, отряды спецназначения «Кодс», а также силы народного ополчения «Басидж». Как мне кажется, КСОР, то есть «Коллективные силы оперативного реагирования», которые так упорно сейчас пытается создать Россия в рамках СНГ — это по сути все тот же иранский «Корпус стражей», только в российской интерпретации. В Иране существует многоуровневая избирательная система — народ избирает президента, депутатов парламента и членов Ассамблеи экспертов, которую сегодня возглавляет бывший президент Рафсанджани. В свою очередь Ассамблея выбирает Высшего руководителя. Последний определяет общую политику страны, является Верховным главнокомандующим, назначает людей на ключевые посты в государстве: председателей судов, руководителя полиции и командующих всеми родами войск, а также шестерых из двенадцати членов Совета стражей конституции (другие шестеро назначаются главой судебной системы). Совет стражей имеет исключительное право вносить поправки в конституцию страны, а также утверждать кандидатуры на высшие государственные посты, в том числе президента. В обязанности Совета стражей конституции также входит наблюдение за деятельностью Меджлиса. Совет имеет право наложить вето на любой законопроект и вернуть его на переработку в парламент. Совет наблюдает, насколько чиновники соответствуют конституционным требованиям.
Бизнес в Иране, как и «исламская демократия», совершенно особенный — ничего подобного в мире больше нет. Он тесно связан с духовными лицами, то есть иранской экономикой рулят не обычные частные предприниматели или олигархи, и даже не государственные чиновники, а фонды. Причем эти фонды не только и не столько государственные, большинство из них принадлежит духовным организациям. То есть, в Иране налицо государственно-клерикальный капитализм во всей своей «неописуемой» красе. А потому крупнейшими бизнесменами и богатейшими людьми в Иране являются именно те, кто связан с иранской клерикальной верхушкой. Не случайно в последние дни и недели, когда в Иране возникли массовые беспорядки, связанные с выборами президента, иранские аятоллы немедленно стали в массовом порядке переводить деньги за рубеж. Опасаясь нестабильности, они «мелкими» суммами (до 10 млн.долларов) вытаскивали из банков Ирана средства, формально принадлежащие различным фондам (таким, как Фонд репрессированных и инвалидов войны, Фонд мучеников, Фонд Имама Хомейни, Фонд 15 Khordad. и т.д.) и переправляли их в финансовые институты некоторых исламских стран: Турции, Малайзии, Пакистана, Дубая (ОАЭ), Алжира и Индонезии. Что, конечно же, не осталось без внимания как самих иранцев, так и западных спецслужб, потому, как, по их мнению, иранские деньги могут быть направлены в том числе и на закупку запрещенных видов оружия. Кстати сказать, кроме религиозных фондов в Иране существуют также и конкурирующая с ними разветвленная сеть различных религиозных и благотворительных «обществ», которыми управляют уже стражи исламской революции… А в целом, не трудно догадаться, что на самом деле сейчас происходит в этой стране.
Нынешние волнения в Иране только внешне выглядят столкновением исламских «консерваторов» с исламскими же «реформаторами», по сути это борьба двух политических кланов, связанных с высшим духовенством страны. И это противостояние религиозных элит (читай: аятолл-миллиардеров), по большому счету имеет самое прямое отношение к распределению власти и контролю над наиболее доходными отраслями Ирана. Не случайно еще в ходе предвыборной кампании президент Махмуд Ахмадинеджад открыто назвал главой заговора и «главным кукловодом» оппозиции вовсе не своего непосредственного противника, экс-премьера Мусави, а аятоллу Хашеми-Рафсанджани, президента Ирана в 1989 — 1997 годах, который, по его словам, «после исламской революции сделал себя и членов своей семьи миллиардерами». Думаю, не бедствует в материальном отношении и нынешний духовный лидер Ирана аятолла Хаменеи, который, наоборот, поддерживает и покровительствует вновь якобы переизбранному президенту Ахмадинеджаду. Как закончились очередные президентские выборы в Иране, все, конечно же, знают. По официальным данным, на них победил действующий президент страны Махмуд Ахмадинеджад, набравший 62,6% голосов. Его главный соперник, представитель лагеря «умеренных» шиитских политиков Мир-Хоссейн Мусави, получил только 33,8%. Для его многочисленных сторонников это стало настоящим шоком. В результате, сразу же после объявление результатов выборов 12 июня, весь Иран в течении по крайней мере двух недель был охвачен акциями протеста, которые переросли в массовые беспорядки и многочисленные столкновения полиции и митингующих. По официальным данным, в ходе митингов и демонстраций погибли от 17 до 19 человек, по неофициальным — не менее 150. Причем, массовость уличных акций протеста и неожиданная для власти политическая активность иранцев, 70% которых составляет молодежь в возрасте до 30-ти лет, напомнила муллам об исламской революции, которая и водрузила их во главе государства. Что не на шутку их испугало, о чем свидетельствует лихорадочное блокирование интернета и сотовой связи, строжайший запрет на освещение митингов иностранной прессой, а также настойчивые обвинения Запада в «попытке развалить Иран», «распространении анархии и вандализма» среди иранской молодежи и т.д..
Однако, что бы не утверждали иранские муллократы, я скорее готов согласиться с Гарри Каспаровым, который в своей статье «Хиджаб демократии не помеха», опубликованной в журнале The New Times, пишет: «Кто бы мог подумать, что именно Иран обрушит миф о том, что есть в мире страны, которые в силу каких-то исторических, религиозных, культурных, экономических особенностей не приспособлены к демократии, что они идут по раз и навсегда проложенной «суверенной» колее, с которой им не свернуть, а потому демократия в них прижиться не может. То мешает «народ-богоносец», то «традиционная любовь к сильной руке», то религия не та. Протестантская этика — подходит, иудеохристианская концепция мира — тоже годится, а Коран уже не очень. Между тем история и прошлого века, и века нынешнего последовательно и наглядно демонстрирует несостоятельность этой концепции. …В Иране на улицу вышли сотни тысяч людей, в том числе и в хиджабах, и вышли именно под либеральными лозунгами. И это в стране, которая 30 лет находится под контролем мулл. …Люди шли с лозунгами, на которых было написано: «Кто украл мой голос?», «Это не выборы, а назначение» («Not Election But Selection»). Кстати, многие плакаты были написаны на английском, что показательно: страна хочет вырваться из своей изоляции, хочет, чтобы люди в мире понимали, что идеология осажденной крепости — это отнюдь не выбор всех иранцев, особенно молодых. Иранская ситуация, как бы она не закончилась — это демонстрация того, что у всех людей есть внутренняя потребность в таком устройстве окружающей их жизни, когда их мнение, их голос учитывается, когда власти не могут принимать решения без оглядки на свой народ, а люди могут на власть влиять. А эта потребность возникает оттого, что в отсутствие демократии люди начинают видеть ее преимущества».
Таким образом, говорить о какой-то «оранжевой» революции в Иране, тем более организованной извне некими «агентами мирового сионизма», вряд ли возможно. Но, как считает российский аналитик Е.Сатановский, ситуация в этой стране — самая серьезная с 1979 года, и аятоллы к такому повороту событий были совершенно не готовы. По его мнению, это может стать той «соломинкой», которая пусть и не сейчас, но в ближайшей перспективе «сломает спину верблюда», и тогда Иран вновь пойдет по пути очень серьезных внутренних «перетрясок», которые — не исключено — приведут к естественному эволюционированию в сторону нормализации отношений с Западом и вообще с мировым сообществом. Иранской молодежи действительно порядком надоели все эти вороватые бородатые дядьки с их «религиозным» фанатизмом. Многие российские блоггеры, побывавшие в Иране, рассказывают в Сети, что реальная обстановка там за последние пару десятков лет по сравнению с 1979 годом изменилась до неузнаваемости. Цитирую одного из них: «Повсюду царит лицемерие и двойная жизнь. На улице, в общественных местах ты обязан соблюдать никому уже не нужные правила и ограничения, париться в хиджабе, не иметь возможность отдохнуть. Зато у себя дома ты делаешь, что хочешь. Пить и веселиться в Иране запрещено. Нет ни ночных клубов, ни питейных заведений. Но молодежь находит способ собраться и повеселиться. Например, в компании выбирается человек, дома у которого будет проходить вечеринка. Далее ребята скидываются (или же кто-то один может пригласить) — на выпивку, на профессиональных диджеев, на светомузыку. В определенное время все собираются дома у хозяина квартиры, и начинается супервечеринка! …Все устали от режима, им хочется нормально жить, путешествовать, узнавать мир. И они готовы отстаивать свои права, они готовы бороться за новую жизнь. А пока молодые иранцы развлекаются как могут, смотрят западное телевидение по спутниковым каналам, народные умельцы научились ставить специальные устройства, позволяющие обойти цензуру в Интернете…»
О роли Интернета и, в частности, информационной сети Twitter в организации протестов в Иране, можно сказать несколько слов отдельно. Как сообщали многие зарубежные издания, основным средством «иранской революции» оказался Twitter — относительно новая интернет-служба, ставшая настоящим центром распространения реальной информации об Иране. Совместно с Youtube и Facebook, а также сайтами экспертов и онлайн-изданиями классических СМИ, Twitter, несмотря на все попытки цензуры, смог обеспечить весь мир и, главное, самих иранцев достоверной информацией о событиях в стране. В этой связи газета «Financial Times Deutschland» в те дни писала: «Ни одно государство не в состоянии подавить общение между гражданами. Можно прослушивать тысячи телефонов, но не миллионы. Можно закрывать сайты и выявлять юзеров, но глобальное сетевое сообщество всегда найдет ответ. В эти дни оно помогает участникам протестов в Иране советами, как уйти от слежки в сети, как найти новые возможности передачи за границу фото- и видеоматериалов, чтобы затем они стали доступны и в Иране, как собирать и структурировать информацию. Twitter, как и другие сетевые службы общения, не имел отношения к политике. Но теперь он привлекает к политике тысячи молодых людей. Многие из тех, кто там «щебечет» — а «Twitter» — в переводе с английского означает «щебет», — наверняка не слишком много знают об Иране. Но даже вне зависимости от того, чем закончится борьба за власть в Иране, установится ли там жестокая диктатура или исламская республика станет немного свободнее: глобальное сетевое сообщество запомнит этот опыт. Впредь он станет фактором политических перемен. В 18-ом и 19-ом веках искру революции зажигали газеты, в 20-ом — телевидение и телефон, в 21-ом — интернет. Может быть, когда-нибудь мы будем говорить о «щебечущей революции»…»
А тем временем в Тегеране наступила относительная тишина. Выступления сторонников оппозиции прекратились, город постепенно внешне успокоился. К настоящему моменту иранская власть вновь настолько осмелела, что даже объявила приблизительную дату церемонии принятия присяги как бы «вновь избранного» президента М.Ахмадинеджада и нового Кабинета министров — в период с 26 июля по 19 августа. И это несмотря на категорические требования оппозиции пересмотреть итоги выборов. Мало того, иранское новостное агентство цитирует слова первого заместителя министра юстиции Ирана Ибрахима Раиси, который заявил, что «власти преподадут урок арестованным оппозиционерам, а суд разберется с каждым случаем отдельно и проведет показательные процессы». В свою очередь, министерство внутренних дел Ирана потребовало от лидера движения реформаторов Мир-Хоссейна Мусави «уважать закон и итоги народного волеизъявления». Но в реальности похоже, что оппозиция лишь взяла тайм-аут: в штабе Мусави и его союзника, бывшего спикера Мехди Карруби объявлено: в четверг, 25 июня, оппозиция собирается провести грандиозные траурные манифестации в Тегеране и других городах страны в память о демонстрантах, погибших за десять дней народных волнений. Все это означает, что в Иране окончательно еще ничего не решено. Ясно только одно — время, отпущенное очередной общественно-политической утопии, порожденной безумным ХХ веком, неизбежно подходит к концу. Персы — очень древний народ, и если они прощаются с какими-то иллюзиями, то уже навсегда. Пусть и не сразу, но повлиять на этот процесс не дано даже исламским аятоллам. Нам же остается только понаблюдать, чем закончится иранская «щебечущая революция». Хочется надеяться, что она не будет напрасной, в том числе и для белорусов. Кто знает, может и мы, как иранцы, тоже когда-нибудь сможем избавиться от своих иллюзий, тем более, что они у нас так похожи…
