Через 20 лет после падения «железного занавеса» Беларусь продолжает оставаться «пограничной зоной.
«Беларусь — это никакой не мост и не шлюз. Это — западная часть святой Руси, пограничная зона, которая соприкасается с другими мирами и цивилизациями».
Из выступления патриарха Кирилла 25 сентября в Минске во Дворце Республики.
Чисто теоретически они могли бы встретиться прямо там, за облаками. Что было бы вполне естественно для глав двух крупнейших мировых христианских конфессий: Папы Римского Бенедикта XVI и Патриарха Московского и всея Руси Кирилла I. Ведь что ни говори, но из всех ныне живущих на Земле людей, именно эти два человека согласно своему духовному чину и званию ближе всех предстоят перед Всевышним, являясь посредниками между нами грешными и Вечностью, от одного упоминания о которой у любого правоверного христианина стынет кровь в жилах. Однако пока, и увы, о подобной «заоблачной» встрече «первого» Рима с «третьим» остается только мечтать. Вот и сейчас, практически синхронно вознесшись в небо: Папа на «А-320», стартовав с римского военного аэродрома «Чампино», а Патриарх — спецрейсом не знаю с какого подмосковного аэродрома, но почему-то на самолете с белорусским флагом и гербом, на сей раз, к сожалению, друг до друга не долетели… Патриарх Кирилл I приземлился в Минске, начав четырехдневный пастырский визит в Беларусь, а Папа Бенедикт XVI прервал свой полет в Праге — и тоже по случаю собственного официального апостольского визита в Чехию. При всех внешних различиях, у обоих этих визитов есть нечто общее — Папа и Патриарх посетили, на мой взгляд, два самых секуляризированных государства в Европе. Только в Чехии, в отличие от насквозь советской атеистической Беларуси, своего тотального неверия общество ничуть не скрывает. Согласно недавно полученным официальным статистическим данным, католики составляют там всего около 27% населения, евангелисты и гуситы — около 2%, другие религии — около 3%. Но подавляющее большинство населения Чехии — порядка 60% — открыто признают себя убежденными атеистами, никакого внутреннего дискомфорта при этом не испытывая. Думаю, если в спокойной и непредвзятой обстановке провести аналогичное исследование в Беларуси, то результат окажется примерно таким же, если даже не более радикальным.
Однако у нас президент любит выдавать желаемое за действительное, неустанно публично заявляя, что граждане Беларуси от мала до велика — это на 85% ревностные почитатели русского православия, а остальные 15% также не менее верующие, хотя и принадлежат к другим, «заграничным» конфессиям… А.Лукашенко можно понять — если «народ и партия» в БССР всегда были «едины», как сиамские близнецы, то почему сейчас должно быть иначе?… Впрочем, давайте оставим утверждения белорусского президента на его совести, и поговорим о вещах более понятных и предсказуемых. А начать бы мне хотелось именно с Папы Бенедикта XVI, визит которого в Центральную Европу ни в малейшей степени не был каким-то неожиданным или спонтанным. Не случайно, прибыв в Прагу, понтифик первым делом довольно резко осудил коммунистический режим, существовавший в Чехии до 1989 года, заявив, что 40-летняя история коммунизма в Чехии является трагедией, поскольку «жестокая власть того времени пыталась заглушить голос Церкви». Обращаясь к чехам, Папа сказал: «Я присоединяюсь к вам и вашим близким в благодарении за освобождение от этого деспотического режима…» Таким образом, совершенно очевидно, визит Папы в Чехию состоялся в рамках множества других торжественных мероприятий, проходящих в этом году по всей Центральной и Восточной Европе, приуроченных к 20-летию падения «железного занавеса» в Европе. Которое, как известно, произошло в 1989 году и привело к распаду «социалистического лагеря» в восточной части Европы, а потом и к крушению самого Советского Союза. Благодаря чему только и стало возможным появление на карте мира целого ряда новых независимых государств, одно из которых носит гордое имя — Республика Беларусь.
Когда вспоминают о «падении железного занавеса», в общественном сознании как правило это словосочетание ассоциируется с разрушением Берлинской стены 9 ноября 1989 года. Конечно, более старшее поколение может вспомнить и другие важные события той поры, которые с полным правом могут претендовать на роль ключевых: «бархатную» революцию в Праге, совсем не бархатную революцию в Румынии, приход к власти некоммунистических правительств в Польше, Венгрии, Чехии, Словакии, Болгарии и т.д. Но все же первая реальная «дыра» в «железном занавесе» была пробита отнюдь не в Германии и даже не в Польше. Настоящим прорывом, переломным моментом в новейшей восточноевропейской истории стало одно сейчас почти напрочь забытое происшествие, которое случилось в конце лета 1989 года в тогда еще социалистической Венгрии. А дело было так. 19 августа, накануне национального праздника Венгрии, венгерские оппозиционные группировки и общественная организация «Панъевропейский союз» решили провести так называемый «панъевропейский пикник» у австро-венгерской границы неподалеку от города Шопронь. При этом предполагалось символически открыть остававшиеся в течение десятилетий запертыми ворота на старой Братиславской дороге. Мероприятие проводилось с согласия обеих стран под эгидой депутата Европарламента Отто фон Габсбурга и государственного министра в правительстве Венгрии Имре Пожгая. Известие об этой инициативе молниеносно разнеслось среди граждан ГДР, проводивших отпуск в Венгрии, и почти все они немедленно устремилисиь в Шопронь. В итоге, воспользовавшись замешательством местных властей, а в «панъевропейском пикнике» приняло участие около 15 тысяч человек, сотни «восточных немцев» буквально снесли заграждения на границе и бежали в Австрию.
Венгерские пограничники, несмотря на существование официального приказа стрелять по перебежчикам, своим «правом» не воспользовались и открывать огонь по гражданам ГДР не стали. В тот день на Запад бежало всего около 700 немцев, но даже этого оказалось достаточно. После «Панъевропейского пикника» тоненькая струйка опасливых беглецов благодаря «пролому» в австрийско-венгерской границе превратилась в мощный неукротимый поток тысяч и тысяч восточных беженцев, причем не только немецкой национальности, остановить который уже не было никакой возможности. Таким образом, все остальные события 1989 года, включая падение Берлинской стены, были логическим продолжением того самого «Панъевропейского пикника» в Шопрони, который фактически знаменовал собой поворот в межгосударственных отношениях между Восточной и Западной Европой, что и позволило окончательно демонтировать «железный занавес». Причем, вместе с этим совершенно бессмысленным «занавесом» рухнули не только разделительные барьеры в Восточной Европе, но произошло нечто куда более серьезное, а именно — наступил полный крах коммунистической идеологии как таковой. Той самой идеологии, которая строилась исключительно на принудительной мобилизации граждан и где она сама приняла гипертрофированные квазирелигиозные формы, став для миллионов людей настоящей псевдорелигией. Не последнюю роль в длительной бескомпромиссной борьбе, завершившейся победой демократии над тоталитаризмом, сыграла настоящая, традиционная церковь, прежде всего католическая. Особенно это касается Польши — в этой стране, как ни в одном другом государстве соцлагеря, католическая церковь традиционно занимала особое, привилегированное положение в обществе, самым серьезным образом влияя на умы и сердца людей.
Даже в годы коммунистической диктатуры, не выступая открыто против режима, католическая церковь в Польше самим своим существованием была ему альтернативой, и не только как носительница определенной доктрины, но и как хранительница соответствующей исторической традиции. А в самый важный исторический момент она стала настоящим духовным символом польского народа и остается таковым до сих пор. Мало того, после крушения коммунизма костел вовсе не устремился напрямую в политику, хотя, наверное, легко мог бы навязать обществу любой политический проект, учитывая реальное влияние на граждан. Костел оказался мудрее и дальновиднее, заняв ту общественную нишу, в которой только может и должна действовать церковь в современном государстве — в сфере душепопечительства, сохранения национально-культурной традиции и социальной работы. И вот какой парадокс — в той же Польше, стране с невероятно высокой значимостью «религиозного фактора» сегодня даже и намека нет на проявление агрессивного клерикализма, тем более клерикал-национализма. То есть всего того, что мы сегодня с избытком наблюдаем в России, а отчасти и в Беларуси. Возникает вопрос — почему? Казалось бы, уровень истинной религиозности в постсоветских обществах, что называется, ниже плинтуса, реальное влияние церкви на большинство населения — минимальное, если не сказать больше, и вот на тебе… На нынешней встрече с Патриархом Кириллом А.Лукашенко вновь заявляет: «Мы пытаемся оформить нашу государственную идеологию, но до сих пор не нашли ничего лучшего, чем христианские ценности. …Тот период, когда мы каялись, закончился. Надо дальше строить стратегические направления сотрудничества церкви и государства…» При этом он подчеркнул, что всегда будет поддерживать православную церковь, потому как (обращаясь к Патриарху): «Это ваша Белоруссия, …это часть того огромного народа, который относится к православию…»
Почему так происходит, на мой взгляд достаточно убедительно объяснил российский публицист Валерий Емельянов. В одной из своих статей, он пишет: «В целом, главная причина видится в особенностях (наших) перемен. У нас имела место исключительно номенклатурная революция сверху, обусловленная желанием партийного чиновничества второго и последующих уровней устроить у себя такую жизнь, которую они видели из окон туристического автобуса во время зарубежных поездок, которые …в советские времена были также партийно-номенклатурной привилегией. Общество «снизу», в отличие от той же Польши, никак не стимулировало начало процесса реформ …и должно было играть по правилам номенклатуры, а не наоборот. В дальнейшем становилось все более очевидным, что у тех, кто начал «перестройку» и «реформы», в планах не было глубинных преобразований, результатом которых могли стать подлинная экономическая свобода и развитое, активное и плюралистическое гражданское общество. В их задачу входило лишь убрать наиболее одиозные и окончательно скомпрометировавшие себя аспекты идеологии и политики вместе с их носителями — стариками-сталинистами, долгие годы имевшими верховную власть и не дававшими развернуться в полную силу молодой, созревшей и совершенно безыдейной номенклатуре. А вот систему общественных отношений, сложившуюся в советские годы, менять вроде никто и не собирался. Видимо, изначально предполагался своего рода «капитализм для своих», верхушечно-новономенклатурный, в котором главным лицом является, конечно же, его величество чиновник. А при таком раскладе — зачем нужны какое-то гражданское общество, плюрализм, либерализм и всякая там демократия? Зачем себе выращивать и плодить конкурентов на экономическом и политическом поле?»
Нельзя не согласиться с В.Емельяновым, что для установления и сохранения такого порядка нужна и соответствующая идеология — «единственно верная», с сохранением основных тоталитарных элементов из прошлой жизни. Спрашивается — где ее взять? Коммунизм назад не вернешь, позаимствовать со стороны — нечего, самим что-то придумать тоже вряд ли получится. Зато как нельзя лучше для этой цели подходит православие в версии РПЦ МП, с его «симфонией» Церкви и государственной власти, обе которые, как известно, от Бога… В.Емельянов считает, что православие от РПЦ МП вполне годится в качестве государственной идеологии по крайней мере по трем причинам, цитирую: 1. Православие как религия имеет возможность воздействовать не только на разум, но и на тонкие струны человеческой души — и потому может оказаться более эффективным инструментом для манипулирования. 2. Этноцентричное православие хорошо вписывается в тенденцию общей ставки на национализм, а национализм, это, в том числе, и призыв к сплочению общества вокруг государства, точнее режима, провозглашающего приоритет опоры на «традиционные ценности». 3. У московского православия богатый опыт противостояния не нашим, борьбы с «чуждыми веяниями», а изоляционизм и ксенофобия, в той или иной степени, непременная составляющая российского этатизма во все времена. Из всего этого В.Емельянов делает вывод: «Выбор православия и религии вообще будет означать в наших условиях, что какая-либо …альтернатива «православной идее» будет невозможной по определению. … Для того, чтобы начавшее было вызревать нормальное гражданское общество снова превратить в нечто вроде «народа» (а если называть вещи своими именами и резче, то «обыдлить», вновь загнать граждан в социальное стойло), теоретически идеология и методология РПЦ МП представляет собой оптимальный вариант. В итоге вместо симфонии мы получим национал-клерикальную какофонию».
Так оно на самом деле и происходит. Достаточно понаблюдать за выступлениями Патриарха Кирилла во время посещения им Беларуси, чтобы убедиться — в основном это все та же «старая песня о главном»: «русский мир», «единая цивилизационная общность», «Беларусь — западная часть святой Руси» и т.д. Фактически православие от РПЦ МП постепенно превращается в некую этнорелигию русских, что нисколько не прибавляет ей популярности, особенно на периферии так называемого «русского мира», скорее даже наоборот. В этой связи В.Емельянов замечает: «Попытки строить политическую или общественную идеологию на принципах откровенного русского национализма (а поскольку русские — нация наиболее многочисленная, «имперская», то в определенном смысле, можно говорить и о русском шовинизме) и вписывать в нее чаяния нынешней верхушки РПЦ МП, видящей идеал церковной жизни, видимо, в никоновских временах, обречены на провал еще и потому, что время для этого упущено. Для того, чтобы выстроить такую идеологию, необходимо замкнутое во всех отношениях общество, отгороженное от мира не то что «железным занавесом», а стеной поболее, чем китайская. …Однако точка невозврата пройдена, хотя бы потому, что существует Интернет, свобода перемещения и многое другое, чего не было еще двадцать лет назад. Разве что идеологические и миссионерские эксперименты в нынешних общественных условиях могут закончиться той босховской картиной, что мы недавно лицезрели в Севастополе. Скрещивание православия с крутым импортным байком ничего другого, кроме уродливого националистического шабаша, позорящего и православие, и здоровое национальное чувство, породить не способно».
Хочется верить, что в последнем своем умозаключении В.Емельянов прав. Однако в целом и через 20 лет после падения «железного занавеса» можно с сожалением констатировать, что в отличие от других стран Центральной и Восточной Европы, Беларусь все еще продолжает оставаться, как выразился Патриарх Кирилл, «пограничной зоной, которая соприкасается с другими мирами и цивилизациями». Мало того, определенные силы как в России, так и в самой Беларуси полны желания соорудить между белорусами и остальной Европой новый «занавес», только теперь уже не «железный», а этнорелигиозный. Допустить этого нам нельзя ни в коем случае. Если Чехия пережила 40-летнюю трагедию оттого, что «жестокая власть пыталась заглушить голос церкви», то как бы у нас в результате не случилась трагедия наоборот, когда вместо коммунизма во главе с КПСС мы получим во всей своей красе русский национал-«православизм» во главе с РПЦ МП… Что вполне может быть, особенно учитывая тщательно продуманный текст белорусской Конституции, настолько двусмысленный, что при желании руководства он позволяет повернуть развитие нашего общества практически в любую сторону. В Конституции РБ, конечно, ни слова не говорится о том, что Беларусь — это православное государство, а РПЦ (БПЦ) Московского патриархата имеет некие эксклюзивные права по сравнению с другими религиозными и общественными организациями. Но при этом статья 16 Конституции, которая начинается вполне демократически, со слов: «Религии и вероисповедания равны перед законом», имеет весьма характерное продолжение. А именно: «Взаимоотношения государства и религиозных организаций регулируются законом с учетом их влияния на формирование духовных, культурных и государственных традиций белорусского народа».
И вот этот момент вызывает особые опасения, особенно слова — «государственные традиции». Какие у нас государственные традиции, мы все хорошо знаем… В следующий раз мы сможем их по-настоящему оценить в 2011 году во время очередных президентских выборов. Тогда же мы услышим и «музыку» к новой «симфонии» РПЦ и государственной власти — как обычно, в исполнении «хора певчих» Белорусского экзархата под аккомпанемент Национального концертного оркестра Беларуси имени В.Я.Финберга… До ее премьеры остается больше года, но уже сейчас можно не сомневаться в том, что это будет «ошеломляющее» произведение, которое очень благотворно скажется «на формировании духовных, культурных и государственных традиций белорусского народа»…
