: Корни белорусской политики. Богданкевич: мы вскочили в яму

Корреспонденты Телеграфа продолжают рубрику "Корни белорусской политики". Очередным ее героем стал белорусский экономист, профессор, бывший глава Национального банка Беларуси и почетный председатель Объединенной гражданской партии Станислав Богданкевич.

Богданкевич: мой отец бил сына княгини

Я родился в 1937 году на хуторе Шаповалы недалеко от железнодорожной станции Радошковичи. Ныне это Воложинский район, а в то время была польская приграничная территория. Я это хорошо помню, потому что кое-кто занимался контрабандой. В Советском Союзе, как всегда, не хватало мясо-молочных продуктов, а на Западе было перепроизводство. Но там тоже не хватало какого-нибудь товара, и в результате шла пограничная незаконная торговля.

Мой дед купил много земли у княгини, которая разорилась и уехала в Варшаву. Для этого он взял кредит в банке. Даже документ об этом сохранился. Отец для той местности был образованным, как сегодня говорят. Он учился в учительской семинарии, правда, ее не окончил, потому, что сгорела полностью деревня, откуда отец родом. Затем он окончил агрономическую школу в Варшаве. Будучи холостым, отец служил гувернером у княгини. Рассказывал, что ему было дано право этого пацана (сына княгини – Телеграф) линейкой по руке бить. Говорил, тупой был крайне, и он иногда не выдерживал. При этом отец был, так сказать, разночинец: когда создавали колхозы, он работал некоторое время бухгалтером.

К приходу советской власти семья отнеслась не с восторгом. На хуторе у нас был сосед, у которого было семеро детей. Вечером они еще были, а утром уже всех вывезли в Казахстан. Большинство детей умерло от холода, голода и так далее. Если бы у нас были хорошие урожаи, то и нас бы вывезли на Соловки или куда-нибудь в Караганду. Но были как раз неурожаи. Поэтому неприятие у нас в связи с вывозом было, а также в связи с коллективизацией.

У нас было свое хозяйство, своя земля, но мой отец, чтобы не создавать проблем, одним из первых все сдал в коллективную собственность. Он рассказывал, что, если бы кто-то донес, то могли бы расправиться. Но все относились дружески к нашему семейству. Потом через некоторое время мы уехали в Молодечно. Отец там работал учителем начальных классов. В Молодечно и похоронены мои родители.

А хутор Шаповалы сегодня снесен. Но вишни, которые мои родители посадили, продолжают еще расти вокруг сажалки (по-белорусски "сажалка" означает пруд – Телеграф).

Богданкевич: меня допрашивал КГБ о письмах из Ватикана

Семья у нас была довольно большая: отец, мать, бабушка Богумила, которая жила 100 лет — раза в два дольше деда, и пятеро детей. Младший брат мой умер от заражения крови, старший — лет десять назад от рака, и нас осталось трое. Две сестры живут в Молодечно, на пенсии. Родители хотели своим детям дать образование, и поэтому все мы закончили высшие учебные заведения.

: Корни белорусской политики. Богданкевич: мы вскочили в яму

Станислав Богданкевич на заседании Верховного Совета. Фото kp.ru

Родители были глубоко верующие. Мы исповедали католическую веру. Я из нас самый советский католик. Я верую в Единого Бога, но не более того. По этой линии меня однажды КГБ наш вызывал и спрашивал, какие письма получает мой отец из Ватикана. А ему просто брошюры какие-то присылали на красненскую церковь (католическая церковь в деревне Красное Молодечненского района – Телеграф).

Богданкевич: докторскую степень и профессора я получил одновременно

Окончил я среднюю школу, потом Пинский учетно-кредитный техникум. После этого я уже поколесил по Беларуси, работая в учреждениях банков республики. Был направлен в одно отделение, второе, третье и так далее. Заочно закончил Всесоюзный московский финансово-экономический институт. Получил диплом с отличием, поэтому я всегда говорю, что главное – самообразование, а не то, где ты учишься.

Стаж работы в банковской сфере у меня под 40 лет. Работал экономистом, кредитным инспектором, управляющим районного отделения, заместителем управляющего минской областной конторы Госбанка, начальником разных управлений. В Белорусский республиканский банк на должность начальника управления автоматизации меня направили из Клецка. Были новые веяния: электроника, автоматика, машины. Я мало что знаю в этих вопросах, но для руководства мы создали вычислительный центр. Сначала там была машиносчетная станция, обработка информации. После этого я уже начал развиваться по своей линии.

С должности начальника планово-экономического управления белконторы Госбанка я, защитив кандидатскую диссертацию, пошел работать в институт (БГИНХ, теперь БГЭУ – Телеграф). Мой друг профессор Сергей Семенович Ткачук меня рекомендовал, и меня избрали заведующим кафедрой. Ушел я туда в связи с тем, что там были большие доходы. К тому же была еще научная работа, исследование экономики, денежно-кредитного рынка.

Кандидатскую и докторскую диссертации я защищал в Ленинградской финансовой академии. Докторскую я защитил по совокупности опубликованных работ. Монографий я не писал, только доклад. Учитывая, что мои идеи были рыночного, либерального толка, они были востребованы в 1988-1990 годах, когда было уже брожение в Советском Союзе. Я получил степень доктора экономических наук и одновременно ВАК (высшая аттестационная комиссия – Телеграф) России присвоил мне профессора.

Богданкевич: парламентарии были малограмотные

Учитывая, что я был известен по своим трудам, меня в 1989-1990 годах пригласили в Верховный Совет Беларуси участвовать в разработке концепции денежной системы уже суверенной республики и подготовке законопроектов о Национальном банке и о банках и банковской деятельности.

Примечательно, что тогдашний председатель планово-бюджетной комиссии Верховного Совета вместе с руководством из правительства поехали в Москву искать специалиста на пост председателя. А там сказали, что сами хотели забрать из Беларуси Богданкевича и Ткачука, потому что нас считали более высокими специалистами, чем были у них.

Потом они вернулись в Минск и сразу меня пригласили. Я дал согласие. До меня на этом посту несколько месяцев был Омельянович (Николай Омельянович – Телеграф), который когда-то был управляющим Республиканского банка Госбанка СССР и работал в министерстве финансов. Но он понял, что не в состоянии создать систему, учитывая отсутствие профессиональных глубоких знаний специалиста-монетариста. Я сначала думал, что его выгоняют, а он мне сам сказал, что хотел уйти.

Под моим руководством были подготовлены два названных закона. Они были приняты парламентом Беларуси почти один к одному. Я так понимаю, это потому, что парламентарии были малограмотные. Эти законы и сегодня лежат в основе нашей нынешней системы. Они были подготовлены не из воздуха, а на базе опыта демократических стран Европы, Австралии, Новой Зеландии, Канады, США. Параллельно над таким же законом работала и Россия. Поэтому я считаю, что моя заслуга, как экономиста-монетариста, прежде всего, в разработке законопроектов и создании банковской системы независимого государства.

: Корни белорусской политики. Богданкевич: мы вскочили в яму

Станислав Богданкевич и Станислав Шушкевич. Фото bymedia.net

Перестройка банковской системы началась уже до меня, уже было объявлено о приватизации. Но в основном в мою бытность бывшие государственные банки, прежде всего, "Промстройбанк", "Агробанк", "Жилсоцбанк", были преобразованы в коммерческие банки, которые уже должны были работать по новому закону.

Мы создали систему: суверенный Национальный банк, все нормативы, инструкции и подзаконные акты, а также усиленно обучали людей. Я горжусь тем, что основные специалисты дважды за мою бытность, а я председателем Нацбанка был менее пяти лет, прошли переподготовку и стажировку в западных банках. Они обучались и в Мировом банке, и в Международном валютном фонде, и в национальных банках Дании, Великобритании, Финляндии и других стран. Я хотел, чтобы кадры были на уровне.

Мы же думали, что осуществим рыночные преобразования, и Беларусь, имея один из самых крепких фундаментов среди экономик бывшего Советского Союза, быстро поднимется. То, что не все получилось, — другой вопрос. Причина в том, что не провели реформы до конца.

Богданкевич: "пятая колонна" сидит в Нацбанке и в правительстве

Я считаю своей заслугой создание национальной денежной системы, которую сейчас попытались разрушить. Лукашенко говорит, что в оппозиции "пятая колонна", а на самом деле у него эта "пятая колонна", которая сидит в правительстве и Нацбанке и хочет все разрушить, чтобы сдаться или России, или Европе. Была нормальная система, цивилизованная, опробованная, с нормальным валютным курсом, с нормальной системой кредитования. Все разрушили, обвалили рубль на потребительском рынке в два раза как минимум, на валютном рынке – в три раза. Я считаю, что это все злоупотребление. Может быть, конечно, еще полный непрофессионализм. Это уже другой вопрос. Но кто таких людей набрал?

Во главе Национального банка всегда должен стать макроэкономист, даже не банкир. Национальный банк – это институт, который не кредитует ни один колхоз, ни один совхоз. А при Лукашенко начал кредитовать. Но это глупость, такого нет нигде в мире. Нацбанк – это специальный институт, который, в отличие от других банков, имеет печатный станок, может создавать безналичные и наличные деньги. Председатель должен быть грамотным, чтобы знать, сколько их создать.

Правление Нацбанка должно состоять из сильных личностей, которые бы не поддавались на требования исполнительной власти "дай денег, дай денег". Так, за прошлый год создали 20 трлн рублей. Это ни в какие рамки не лезет, это даже не миллиарды. А до июня этого года, когда прекратили создание денег, еще 7 трлн — и в результате все обвалили. Если б печатный станок Нацбанка печатал и рубли, и доллары или рубли и товары, то было бы все нормально. Но нет такого печатного станка. Они просто разрушили систему.

Конечно, вина номер один на Прокоповиче (председателе Нацбанка Беларуси в 1998-2011 годах Петре Прокоповиче – Телеграф). Но не только на нем.

Богданкевич: создание белорусской валюты – заслуга России

Так вот, как мы создавали денежную систему. Первоначально Нацбанк стоял на позиции немедленного перехода на национальную валюту. Почему? Потому, что, когда было 12 эмиссионных центров (уже отошли балтийские республики), которые могли создавать деньги, то не было контроля денежной массы, и обязательной была бы гиперинфляция и обесценение вкладов людей.

И поэтому мы хотели незамедлительно ввести национальную валюту. Но это было невозможно, потому что правительство Кебича (премьер-министра Беларуси в 1990-1994 годах Вячеслава Кебича – Телеграф) и парламент были красно-аграрными, я бы даже сказал – коммуно-аграрными. Они считали, что страна не выживет, если уйдет из рублевой российской зоны, все погибнет экономически. Вопрос о создании национальной валюты пробить было невозможно.

В том, что у нас появилась национальная валюта, — не моя заслуга. Это заслуга России. Она сама в 1993 году вышла на национальную российскую валюту и не дала нам денег. Раньше был советский рубль общий. Его много выпускали и тем самым запустили гиперинфляцию. Мы советским рублем платили за нефть, за газ, за комплектующие – сколько захотим, столько создадим и заплатим. Все республики так делали. Потом Россия поумнела и ввела свою валюту. Поэтому и мы вынуждены были. Правда, мы с Кебичем обезопасились, поскольку чувствовали, что она может так себя повести.

Мы вместе с правительством изготовили "зайчики" (белорусские рубли – Телеграф) и дали им высокую степень защиты. Их готовили как карточки для распределения продуктов по приемлемым ценам, чтобы их не вывозили. Для иностранцев предполагалась высокая цена, а с советскими рублями и карточками наши семьи могли бы жить в это трудное время. Но степень защиты "зайчиков" была приближена к нормальным деньгам.

Но даже когда Россия перешла на российский рубль, власти все еще не хотели объявлять, что мы выходим из рублевой зоны. Мы оставили название рубли, хотя некоторые предлагали талер, но это уже была национальная валюта. Фактически мы вышли на нее только в 1994 году с четвертого квартала, но мы были полностью готовы. Мы ввели национальную валюту, объявив обменный курс по отношению к российскому рублю. Притом правление Национального банка не дождалось, пока Верховный Совет это объявит. Я пошел на риск, созвал правление, и Нацбанк сам провозгласил, что у нас есть национальная валюта.

Советская валюта – это чужая валюта, это валюта уже несуществовавшего государства. А при национальной валюте мы уже контролировали денежную массу. За шесть-семь месяцев шаг за шагом мы сократили инфляцию в семь раз, а валютный курс сделали стабильным, притом на рыночной основе, вплоть до моего ухода в отставку. Некоторые говорят, что мы его держали. Ничего подобного, поскольку у нас не было резервов. Мы не продавали валюту, чтобы что-то обваливать, мы уже скупали и создавали резервы, накопив несколько сотен миллионов долларов. Мы были на грани оздоровления денежной системы на национальной платформе.

Мы договорились еще с Россией о том, что она выделит нам технический кредит. Притом мы продолжали еще какое-то время в рамках лимита гнать советские рубли. Я и Мясникович (премьер-министр Беларуси с 2010 года Михаил Мясникович – Телеграф), он тогда был зампред правительства, поехали к Геращенко (председателю Центробанка России Виктору Геращенко – Телеграф) и договорились. Геращенко был советский человек. Он думал, как это Беларусь может быть независимой: "Сколько вам, — говорит, — надо лимита, чтобы переводить деньги на оплату?" Мы назвали, по-моему, 600 млрд, и он дал их нам росчерком пера".

Богданкевич: я немножко оскорблял Лукашенко

В конце 1995 года я подал в отставку, указав в заявлении на имя парламента и президента два мотива. Первый мотив: в нарушение Конституции и законов президент своим указом без согласования с Национальным банком объединил убыточный "Беларусбанк" с государственным Сберегательным банком и все убытки списал за счет государственного Сбербанка. Статья Конституции была, что Национальный банк отвечает за всю систему, а он даже не поставил меня в известность. Я узнал по радио, что объединены два банка.

А в это время комиссия Нацбанка в "Беларусбанке" выявила крупнейшие нарушения и злоупотребления. Не такие, что Винникова (председатель банка, в 1996-1997 годах глава Нацбанка Тамара Винникова – Телеграф) лично забрала себе деньги. Просто за счет вкладов населения она купила себе машины, отвлекла огромные суммы на этот частный банк. Это было абсолютно неприемлемо, но президент плевал.

: Корни белорусской политики. Богданкевич: мы вскочили в яму

Станислав Богданкевич. Фото vytoki.net

Он, правда, попытался решить проблему. У нас была встреча в кабинете. Я его немножко оскорблял там. Он собрал председателя "Беларусбанка" Винникову, руководителя Администрации президента, главбуха "Беларусбанка", премьер-министра Чигиря (Михаила Чигиря – Телеграф). Я ему сказал: "Я не понимаю Вас, Александр Григорьевич. Вы же, вроде, честный мужик. Что Вы, очарованы этой дамой, или что? Вы пошлите двух человек своих с налогового контроля и двух моих. Пусть они Вам покажут это все. Не верите мне – посмотрите и после этого принимайте решение".

Он согласился. И назавтра Долголев (теперь посол Беларуси в России Василий Долголев – Телеграф), он был тогда главой службы контроля, выделил своих людей, а я своих, и они туда пошли. Винникова их не пустила, а сама поехала в приемную к президенту (тогда еще можно было вот так вот войти к нему) и разрыдалась там, как мне рассказывают. Он ее отпаивал и затем отменил свое решение.

Это был первый пункт, что в нарушение закона о Национальном банке президент принял решение. Второй пункт был следующим: "Программа реформ, которая была подготовлена с моим участием и Вами утверждена сразу после Вашей победы, полностью провалена. Более того, мои докладные записки как должностного лица в последнее время ложатся под стол, не рассматриваются. Я не могу в таком духе работать".

Он сначала пытался меня не увольнять, но после скандала с Винниковой написал "освободить", хотя не имел права. По той Конституции, которая еще не была пересмотрена, я не был ему подчинен. Я был подчинен парламенту. Он нарушил закон еще один раз и без согласия Верховного Совета освободил меня от должности. 

Со временем, когда пришло время мне оформить пенсию, он дал команду ее мне не давать. Я подал в суд, и мне присудили пенсию. Шушкевичу (председателю Верховного Совета Станиславу Шушкевичу – Телеграф) отказали. Ему 1,5 доллара платят, а мне судья вынесла решение назначить государственную пенсию. Она выше, чем средняя зарплата в Беларуси, но ниже, чем Лукашенко своим людям дает. Он дает депутатам Палаты представителей по 4-5 млн рублей, но моя пенсия все-таки на уровне остальных пенсий выглядит более солидно.

Богданкевич: Лукашенко клеймил меня 3,5 часа

Когда я уже принял решение об уходе из Нацбанка, ко мне явились Александр Добровольский, глава тогдашней Демократической партии (молодой человек, который был избран депутатом Верховного Совета СССР и входил в группу академика Сахарова) и Василий Шлындиков, генеральный директор объединения "Амкодор". И они предложили мне объединить две небольшие партии, только что созданные, а меня сделать председателем. Я дал согласие, учитывая, что решил избираться в парламент.

Я был избран в Верховный Совет, где возглавил фракцию "Гражданское действие", которая включала 22 депутата. Называлась она так, потому что партия была Гражданской.

Фракция была единая и единодушная. Мы не признали, когда нас разогнал Лукашенко. Из фракции только один человек пошел в Палату представителей (новый парламент, созданный по инициативе президента в 1996 году – Телеграф). Фракция вся подписалась под заявлением об импичменте президенту за нарушения Конституции.

В Верховном Совете я баллотировался на пост председателя и занял третье место. Была договоренность большинства фракций – коммунистов Калякина (лидера Партии коммунистов белорусской Сергея Калякина – Телеграф), социал-демократов и нас, что я буду заместителем председателя.

Лукашенко испугался. Он потребовал созыва закрытой сессии Верховного Совета и 3,5 часа клеймил меня там, что я коррупционер, что давал кредиты налево и направо родственникам и знакомым и так далее. Он также заявил, что имеет кипу документов и передает ее в Генеральную прокуратуру. Естественно Верховный Совет и фракции засомневались. Поэтому решили отложить вопрос моего назначения, пока прокуратура не проверит.

Но я подумал, что, так как фракции разные, то потом могут никого не утвердить от нашей фракции. Мы внесли предложение утвердить Геннадия Карпенко, и он с большинством голосов сразу прошел. Поэтому у него и судьба так сложилась, что он неизвестно отчего умер. А меня Лукашенко таким путем заблокировал.

Я написал несколько официальных писем генеральному прокурору с требованием ускорить расследование, дать ответ. В конце концов, за подписью заместителя генерального (не сам он подписал) я получил ответ: "В Ваших действиях на посту председателя Национального банка правонарушений не установлено. Однако в банковской системе есть недостатки". В документе отмечалось, что в "Агробанке" есть такие-то невзысканные кредиты, "Промстройбанке" – такие-то.

Ну есть недостатки, конечно, есть. Так, а в колхозах их нет? А в совхозах их нет? А на заводах их нет? Но ответ был такой, такая письменная реабилитация. Но это произошло через год после того, как он меня опозорил перед Верховным Советом.

Я еще провел некоторые судебные тяжбы с журналистами. Они, ссылаясь на Лукашенко, занимались клеветой на меня по телевидению, по радио. Я подал в суд за клевету. В последний раз состоялось семь заседаний суда. Мы с адвокатом писали так: "Глубокоуважаемый судья такой-то! Будьте любезны, запросите, у нынешнего председателя Нацбанка, когда, кому, под какой процент, за сколько Богданкевич или правление под его руководством выделили кредиты, которые невозвращены, списаны и так далее".

Но этого нет в природе. В конце концов судья выносит решение в иске отказать, потому что журналисты Зимовский (Александр Зимовский – Телеграф), Дмитриев в своих репортажах ссылались на высшее должностное лицо государства. Вот такой вот ответ. Мне адвокат предлагал в следующий суд пойти, но я бы тогда судился всю жизнь. Глава государства неподсудный, а я оклеветан, и ничего не сделаешь.

Его надо свозить посмотреть на мою дачу, финский домик, обложенный белым кирпичом, и на дачи его министров в Дрозды. У меня ни одной акции в банках. У моих коллег, даже по той же даче, например, Дудкина, который зампред одного банка (зампреда банка "Торговый капитал" Александра Дудкина – Телеграф), акции есть. У меня ничего никогда не было, но он опозорил меня.

Потом я занимался аналитикой, писал статьи в журналах. С помощью Фонда Аденауэра вышла книга "Как жили, как живем, как будем жить". Опубликована она была в России, потому что у нас ее не опубликуешь.

Ушел в отставку с поста председателя Гражданской партии в 2000 году, остался почетным председателем. Почетный председатель ОГП по уставу является постоянным членом Политсовета и Национального комитета и имеет право делать заявления от имени партии, конечно, в рамках устава партии, программы и так далее.

Богданкевич: победа Лукашенко была закономерна

Победа Лукашенко на выборах и референдуме закономерна, потому что был обвал экономики, обнищание людей. Цены росли не так, как в этом году, на 64% на сегодня (на 20 сентября 2011 года – Телеграф), а в 22 тыс. раз. Это связано было с развалом Союза. Поэтому, естественно, Кебич не мог победить. Он мог победить только так, как Лукашенко побеждает: если бы использовался административный ресурс, если бы начали считать в его пользу. Поэтому это был законный проигрыш, так как были элементы демократии. Люди избрали осознанно новую личность – Александра Григорьевича Лукашенко.

А дальше Лукашенко способствовала экономика, когда начали расти цены на нефтепродукты. Надо иметь ввиду, что Беларусь получала миллиарды незаработанных долларов за счет перепродажи российской нефти и нефтепродуктов. Мы получали их по низким ценам, а мировые цены все время росли, притом галопирующе. В год Беларусь получала четыре миллиарда и больше. Для того времени это было очень много. Поэтому поддержка его в обществе была реальной.

Для того, чтобы проводить выборы, нужна демократия. Во-первых, нужен доступ к телевидению, радио и массовым СМИ. Причем не на месяц или на час, а ежедневный. Программу нельзя донести до широких масс избирателей за короткое время, убедить их в чем-то. Нужно, чтобы на телевидении был диалог.

Я, еще будучи председателем Нацбанка, заседал на телевидении с другими экономистами. И вся страна смотрела, умный я или дурак. Мы спорили, находили аргументы в защиту своей позиции. Я стал известен в Беларуси по выступлениям на сессии Верховного Совета. Когда в магазин заходил, меня сразу узнавали. Это была гласность, публичность. Без этого нет выборов. Это первое.

Второе – избирательные комиссии. По телевидению показывали, как в Африке (!) идет подсчет голосов: поднимают бюллетень и всем показывают – за того-то, за того-то… Подсчет гласный. А у нас? Я в последний раз был наблюдателем на одном из участков там, где Лебедько (председатель ОГП Анатолий Лебедько – Телеграф) избирался. Когда голосовали, столы стояли в ряд и все наблюдатели могли видеть, что люди подходят, расписываются и идут к урнам. А когда проголосовали, то столы сгруппировали, и попами к нам стали вокруг них, раскладывая бюллетени по пачкам. Потом пачки собрали и понесли в угол заместителю председателя и председателю комиссии, которые не участвовали даже в подсчетах. Затем эти члены комиссии сели, а те считали.

Я сделал заявление, когда председатель объявил результаты о полной победе такого-то кандидата и спросил, есть ли у кого-нибудь замечания. Я говорю: "Замечаний нет, потому что не было подсчета голосов, потому что комиссия, 17 человек, не считала". А он и не возражает, говорит: "А они нам доверяют". Я же заявил, что я, избиратель, им не доверяю, что мы их назначили для того, чтобы они считали голоса.

: Корни белорусской политики. Богданкевич: мы вскочили в яму

Станислав Богданкевич, Нил Гилевич, Людмила Грязнова и Геннадий Карпенко на митинге оппозиции. Фото udf.by

В законе твердится, что надо считать раздельно досрочное голосование, голосование на дому и на участке. Мы бы увидели, что на дому 90% за такого-то кандидата, досрочно – 87%, а здесь только 30%, тогда как 70% — за Лебедько. Мы бы увидели это все. Но так мы не видим. Как в Литве голосуют? Комиссия создается из представителей всех партий, участвующих в выборах. То есть, там не надо наблюдателей. Там представитель каждой партии, которая участвует в выборах, считает голоса. Они друг за другом следят – и нет проблемы.

А то, что в последний раз 40% досрочно голосовали? Как это можно? Это же дикость просто. Моя жена была в университете куратором группы. И ее вызывают в деканат и говорят: "Вот эту группу вы поведете на голосование досрочно такого-то числа во столько-то часов и дадите отчет декану". Вот такая демократия.

Поэтому остальные победы Лукашенко связаны, в том числе, и с выборной системой, которая у нас существует. Даже если бы выборная система и подсчет голосов были бы иными, возможно, Лукашенко и побеждал бы. Если бы не было допуска к телевидению и к радио, он мог бы побеждать, потому что народ околпачен.

Богданкевич: я приемлем для власти

Я являюсь членом Общественно-консультативного совета при администрации президента (23 сентября, через три дня после записи интервью, ОКС  распустили – Телеграф). Я приемлем для власти. На первом же заседании два года тому назад я внес предложение заслушать ситуацию в экономике. Предложил себя докладчиком. И мы, я и Заико (экономист Леонид Заико – Телеграф), подготовили доклад, используя, в том числе, наработки других экономистов независимого толка. Я произнес этот доклад, ссылаясь на данные госстатистки, банковской системы, проправильственных экономистов и так далее.

Я показал огромное отставание Беларуси от Польши. В 1990-1991 годах, когда мы становились независимыми, поляки по сравнению с нами были в худшей ситуации по валовому продукту на душу населения, чем сегодня. У нас темпы роста каждый год по 8-10%, а у них 2-3%, максимум 5%. И у них валовой продукт, скажем, 15 тыс. евро на душу населения, а у нас – 10 тыс. Что-то у нас не так в нашей статистике.

Дальше показал, что в 2005 году валовой долг всей страны был 5 млрд долларов, а сегодня — уже 33 млрд. В шесть раз галопирующе растет долг. То есть, мы живем не за счет труда, а за счет того, что берем в долг у России, Международного валютного фонда, Европейского банка, Китая и так далее.

Я показал, что мы в яму катимся, что надо немедленно менять модель. Эта модель никуда негодная. Доклад воспринят был сплошным молчанием. Только Шимов (Владимир Шимов – Телеграф), бывший министр экономики, а ныне ректор экономического университета, сказал, что я загнул немного. Но я заявил, что ссылаюсь на реальные цифры, что все познается в сравнении. И все-таки он отметил, что у меня было много разумного, а другие промолчали.

Макей (глава администрации президента Владимир Макей – Телеграф), чтобы не вдаваться в ситуацию, сказал: "Мы не будем вырабатывать какое-нибудь письменное предложение. Я пересылаю доклад в полном объеме правительству Сидорского (премьер-министра Беларуси в 2003-2010 годах Сергея Сидорского – Телеграф), Национальному банку и так далее, и они рассмотрят и сделают выводы".

Все то, что мы с Заико писали, сегодня обвалилось. Это же то, что мы писали. Жизнь не по средствам была самым главным. А почему это возникло? Потому, что в обществе нет диалога, свободного обсуждения.

Возьмем последний обвал. На 1 января 2010 года задолженность коммерческих банков перед Нацбанком была 8 трлн рублей (уже было много), а на 1 января 2011 года – 28 трлн. То есть, они дали 20 трлн пустых денег. Финансовых возможностей у Нацбанка нет, но есть печатный станок. Казалось бы, остановитесь. Так они по 1 июня еще 7 трлн перевели, правда, уже остановились. Поэтому уже какое-то оздоровление начинает идти.

Это же надо быть полным непрофессионалом. Я не удивляюсь Петру Петровичу (Прокоповичу – Телеграф), он строитель. Но там же есть и Лузгин (первый зампред Нацбанка Николай Лузгин – Телеграф), и Каллаур (председатель правления "Белвнешэкономбанка" Павел Каллаур – Телеграф). Там есть специалисты, но специалисты, которые служат не делу, а вертикали, модели, личности. Поэтому в этом наши проблемы. Если бы они служили делу, они бы давно в отставку подали. Они бы кричали, публиковали что-то, собрали бы пресс-конференции. Они же ничего не делают.

И вот в январе-феврале как будто бы все поняли. Профессура, которая поддерживала и обеляла всегда власть — профессор Ковалев из экономического университета, Байбасов и другие наши академики уже начали говорить: да, плохо, да, надо делать реформы, да, надо обменный курс делать рыночным. Но до этого никто ничего не делал, все под веником сидели, как говорит Лукашенко.

Как мне кажется, все уже понимали, а Лукашенко еще не понимал. До него дошло только в конце августа. И тогда он заявил, что надо оздоровить, деньги – это товар, его цена определяется на рынке спросом и предложением… Разумные речи произнес, но почему он ждал, покуда не развалится все?

Богданкевич: мы вскочили в яму

Но власти выбрали неоптимальный путь оздоровления национальной валюты. Более оптимальным путем было бы проведение единой сессии, потому что 30% выручки изымается в связи с рыночной сессией, по жесткому административному курсу покупается государством и продается приближенным (на электроэнергию, газ).

Кроме того, это возможность спекуляций. Можно делать так, как это делали при Винниковой (ее за это и посадили): можно нажиться, получить миллионы долларов. Это половинчатый шаг, но шаг правильный. Проживем эти 1,5-2 месяца, пусть наживется кто-то еще.

: Корни белорусской политики. Богданкевич: мы вскочили в яму

Станислав Богданкевич и Петр Прокопович

Первая сессия была крайне мизерная. Объем ее составил только 8 млн долларов, когда раньше до 100 млн доходило. Но, все-таки, она сориентировала курс. Я думаю, что этот курс более-менее отражает наши реалии. На следующей сессии курс чуть-чуть снизился, потом еще и еще. И это все нормально. Я не могу сказать, что этот курс является тем, к которому мы идем. Он ближе к тому курсу, который будет равновесным. Я думаю, что курс будет где-то в рамках 7,5-8,5 тыс. рублей.

Разумеется, он мог бы быть и ниже, скажем, 6 тыс. Но и это тоже плохо. Поскольку 6 тыс. – это обвал в два раза: было три, а стало шесть. Это не какая-то разумная девальвация, мы просто вскочили в яму.

Если бы власти успокоили общественность и бизнес, объявили о комплексной и системной программе, не ля-ля-ля, что это и это завышено, а то, что мы сократим рублевую массу в течение такого-то периода с 35 трлн рублей до 25, а может и 20 трлн. Тогда у людей не будет рублей, чтобы бежать в обменники валюту скупать. Необязательно только у населения, также и у госсектора, предприятий, чиновников и так далее. Следует сократить бюджетные расходы, кредитование некоторых проектов. Скажем, новейший проект по производству молока на 25 млрд долларов. Надо сократить и отложить эти вложения на пять лет, потому что окупаются они за 18 лет. Это очень плохие вложения. Они нужны, но могут подождать еще: и в плохих сараях коровы молоко будут давать.

С другой стороны, можно получить у Китая миллиард, у ЕврАзЭС три миллиарда, у Международного валютного фонда – столько-то миллиардов и сбалансировать это все. Исходя из плюсов и минусов, курс реальный будет 6-6,5 тыс. Вот если бы такая программа была, конкретная, ясная, четкая, понятная для простых людей, я думаю, что рынок бы успокоился. И не было бы такого обвала. Он все равно был бы, но курс остановился бы где-то на 6 тыс. Сегодня он не остановится на 6 тыс., в лучшем случае – 7,5-8 тыс.

Богданкевич: я стал беднее в три раза

Почему курс сейчас немножко сократился? Потому что денежная рублевая масса аккумулирована на потребительском рынке. На крупы, которые мне жена покупает на завтрак, в три с лишним раза цена выросла! На овсянку какую-то! Это же дикость, это так я беднее стал на завтрак. Курятина в 2,5 раза выросла, хорошая свинина уже 100 тыс. рублей стоит, говядина – 105-110 тыс. То есть даже повышенная денежная масса съедена инфляцией. Поэтому такого давления на обменники, как ожидалось, уже нет.

Но народ же начинает бунтовать, поэтому надо 500 тыс. дать пенсионерам и бюджетникам. И действительно надо давать. У меня две сестры получают обычную пенсию по 600-700 тыс. и чуть живут. Это же только молоко и хлеб, потому что надо еще за квартиру платить и так далее. Будут выплачены 2 трлн рублей. Чудес не бывает, появится 2 трлн бумажек и будет инфляция.

Кроме того, власти остановили кредитную эмиссию, но ограничение кредитования бьет по выполнению плана роста ВВП. Проблемы начнутся у заводов, предприятий, фабрик и так далее, и власти будут вынуждены давить на банки, чтобы те выдавали больше кредитов. Сегодня кредитами перекрыты остатки непроданной готовой продукции – миллиарда два и больше долларов. Перекрыты дебиторские задолженности за то, что отгружено за рубеж, но незаплачено. Лукашенко говорит, у нас где-то 5 млрд осталось. Это же все перекрыто, иначе бы людям не платили зарплаты, не платили бы за сырье. И банки дальше будут вынуждены увеличивать кредитование.

Поэтому я не верю, что курс может остановиться, скажем, на 7 тыс. Я считаю, что будет больше. Конкретная величина будет зависеть от того, хватит ли воли у правительства, Национального банка и самого Лукашенко ограничить бюджетные расходы, не быть популистом, не давать новые пенсии и зарплаты. Давать надо, но необходимо перераспределить.

Сократи зарплату правительству на 30%, как это делали латыши. Депутатам сократи, плати им не по 5 млн, а по 2 млн и хватит им за их труд. Сократи администрации президента, самому президенту – покажи пример. Если бы без увеличения массы деньги отсюда взяли и дали учителям, врачам, бюджетникам, пенсионерам, то не было бы такого обвала. Это надо делать. Любая бы власть это делала, потому что на вилы могут поднять, социальные революции могут быть.

Надо не использовать, как это было в прошлые годы, на проедание новые торги и продажу "Белтрансгаза" или "Беларуськалия". Если мы продаем эту советскую собственность, то мы ее половину, 50%, дарим гражданам, чтобы они были собственниками, а дивиденды шли на пенсии. Другую половину – в резервы. Нам нужны резервы 10 млрд долларов, а не 4 млрд, как сейчас. И эти резервы надо будет бросать, когда спекуляция пойдет. Рынок должен быть сбалансирован экспортом-импортом, чтобы мы продавали на миллиард, если покупаем на миллиард, чтобы не было, как в прошлом году, когда на 9 млрд больше купили, чем продали. То есть мы съели кредитов на 9 млрд долларов, которые могли пойти на зарплату, больницу, спортивный дом – на непроизводственную сферу. Это потребление в широком смысле слова. Мы идем по пути той же Греции.

Наш Ярослав Романчук (экономист, кандидат на выборах 2010 года от ОГП – Телеграф), мною критикуемый за политику, прав, когда говорит, что в Европе много социализма. Они тоже в долг жили: мы не хотим работать, а хотим жить. Кредиты берем и живем. Что это такое? Нужна системная и комплексная программа, которая бы повела белорусов к жизни по средствам. Жить надо богаче, но надо поднять производительность.

Почему у нас нет безработицы, а во всем мире есть? Потому что можно 100 человек заменить одной машиной, новой технологией. Поэтому надо капитал. Вот капитал придет, внедрим его на тракторном заводе – и тысячу человек вон. Но это тысяча должна знать, что их будут переучивать, что им дадут возможность на три-пять лет заниматься бизнесом без контроля и без налогов, создавать новые рабочие места. На безработицу надо идти осознанно, чтобы технология было современной, чтобы техника была новейшая, а не довоенная, как еще где-то станки стоят. Это не делается.

Богданкевич: я предлагал Романчуку покаяться

Ярослава Романчука я критикую просто за человеческую слабость. Только за одно, что он публично обвинил Статкевича (экс-кандидата Николая Статкевича – Телеграф), Санникова (экс-кандидата Андрея Санникова – Телеграф), Халип (жену Андрея Санников Ирину Халип – Телеграф) и даже приплел к ним христианского демократа (экс-кандидата Виталия Рымашевского – Телеграф) в том, что они организовали беспорядки и нападение на Дом правительства. Я ему сразу же по телефону предлагал: "Покайся. Ну, ты не устоял, испугался, что что-то с тобой или с твоими коллегами сделают".

Я ему говорил созвать конференцию, сказать, что поддался влиянию. И мы даже бы не стали его из руководства убирать. Но он на это не пошел. Он говорит, что спасал Лебедько. Но есть вещи, которые не надо говорить. Раз ты политик, ты же карьеру свою сажаешь. Он же публично сказал, что они организовали. Как я могу его не осудить за это?

Я понимаю, что таких белорусов, может, 80-90%, которые себя будут защищать, а другого топить. Я ему предложил подать заявление на отставку с поста заместителя председателя партии (Ярослав Романчук вышел из ОГП через день после интервью, 21 сентября – Телеграф). Я ему говорил: "Ты же понимаешь, что ты политически вредишь партии. Не потому, что ты враг наш, а потому, что ты не устоял. Ты же знал, в какой стране живешь и какой режим у нас. Знал же все. Если не можешь, так не лезь".

А экономист он талантливый, трудоспособный. Очень много читает, владея свободно английским, выступает на конференциях мирового уровня. В целом я с удовольствием его читаю, особенно его критику Европейского союза, где он им дает и в хвост, и в гриву.

Есть ли у нас какие-то различия как экономистов? Есть. Я отношу себя к социально-либеральному крылу. Я выступаю за такую приватизацию, которая начинается снизу, за создание малого и среднего бизнеса. Крупные же заводы, я считаю, надо оставить на потом, особенно нормально работающие. Я против увлечения приватизацией.

Богданкевич: ОГП – интеллектуальная элитная партия

Я считаю, что Объединенная гражданская партия – наиболее интеллектуальная. В руководство партии входили состоявшиеся люди, люди, которые при старом режиме создали себе имя, что-то дали стране. Это состоявшиеся, не новые люди.

Карпенко был ученым-исследователем, директором завода, мэром города Молодечно, зампредом Верховного Совета. Соснов (Александр Соснов – Телеграф) – бывший министр труда, известный аналитик, экономист-социолог. Чигирь – человек, который пытался переводить экономику на рыночные рельсы и начал с ценообразования, за что и получил. Козловский (Павел Козловский в 2001 году вышел из ОГП – Телеграф) – министр обороны, Добровольский – депутат Верховного Совета СССР, член комиссии Сахарова, Шлындиков – генеральный директор "Амкодора", человек, который начал приватизацию снизу. Это все наши. Даже Старовойтов, председатель колхоза (председатель колхоза "Рассвет" в Кировском районе Василий Старовойтов – Телеграф), тоже наш. Присоединился к нашей партии и подполковник КГБ Костко (Валерий Костко – Телеграф). Сейчас он хотя и в отставке, но его все равно вывели из КГБ и перевели в состав министерства обороны за то, что он не поддерживает власть.

В нашу фракцию входил и Шушкевич. Не только чисто партийная была фракция. Он ведь тоже либерального направления руководитель. Был у нас и Виктор Гончар.

Я могу сказать, что у меня есть обязательства по поводу Гончара. Я настоял на его выдвижении. Политсовет нархоза выдвинул в депутаты ректора Боровика (ректора БГИНХ Федора Боровика – Телеграф). Я же, будучи заведующим кафедрой, выступил против, поддержав кандидатуру Гончара. Я говорил ректору: "Вы уже лет 15 были в Верховном Совете Советского Союза и все, что могли, там реализовали. Дайте молодому талантливому юристу показать себя. Он что-то новое внесет".

: Корни белорусской политики. Богданкевич: мы вскочили в яму

Руководство ОГП. Фото udf.by

Дважды было общее собрание, чтобы выдвинуть его (тогда такая была система выдвижения). И я публично в присутствии всех обратился к студенчеству с просьбой поддержать человека. И мы завалили ректора. Он на меня за это обиделся, но я к нему всегда хорошо относился, однако считал, что он не нужен был в этот период.

И Гончар стал депутатом. Он был очень активным в своих выступлениях, очень резким. Был председателем Центризбиркома, потом Лукашенко его зампредом пытался сделать, но он занял принципиальную позицию по всем вопросам. Поэтому он тоже наше лицо.

Некоторые обвиняют, что Гончар и Лебедько поддержали Луку. Ну и что, что поддержали? Поддержали Луку потому, что он на первой своей конференции приблизительно сказал так: "Все! Вы сегодня свободны! Вы можете использовать радио, телевидение и печать; писать, что совесть вам позволяет".

А что он сделал со СМИ? Человек предал свои идеалы, и они отошли от него. Принципиально заняли позицию сторонников демократии. Они выступили против диктатуры, подписали требование об его импичменте и так далее.

У нас целый комплекс таких личностей. Это партия личностей. У нас можно было сразу формировать правительство, потому что у каждого есть личный опыт. К сожалению, у наших молодых этого опыта нет. У Ярослава (Романчука – Телеграф) его нет. Если б у него к его знаниям был еще опыт конкретный… Я ему говорил поработать ведущим специалистом, начальником отдела. Ему бы цены не было. А так он иногда наивен, думает, что можно все перевернуть, не глядя ни на что.

И Лукашенко видел в нас потенциального соперника. Он меня вывел из строя, не допустил моего избрания в руководство Верховного Совета. Он виновен в том, что нет Гончара, что нет Карпенко. Степень вины – трудно сказать, какая. Карпенко – здоровый мужик, играл в футбол постоянно (сейчас партии проводят турнир имени Карпенко), бегал – и вдруг внезапно умирает. Ну что это такое?

Потому это элитная партия. К сожалению, стареет, а новых людей, которые бы пошли в нее, имея в запасе большой опыт работы на уровне управления, бизнеса, стало гораздо меньше. Хотя они и есть, есть новые.

 

Беседовал Максим Гацак

 

Напоминаем, что ранее гостями нашей рубрики были:

Евгений Липкович, блогер, участник "кефирной" и "бензиновой" войн, кандидат в депутаты Минского горсовета

Николай Чергинец, генерал-лейтенант, кандидат юридических наук, бывший начальник угрозыска и управления внутренних дел на транспорте МВД Беларуси, член Совета Республики трех созывов, председатель Союза писателей Беларуси и Совета по нравственности

Виталий Рымашевский,сопредседатель оргкомитета по созданию партии "Белорусская христианская демократия", кандидат в президенты на выборах 2010 года

Алесь Логвинец, неоднократный кандидат в депутаты, советник лидера Движения "За Свабоду" и экс-кандидата в президенты Беларуси Александра Милинкевича

Как вам новость?