"Машеров спросил отца: "Будете переезжать?". Как жил и живет частный сектор у стадиона "Динамо", о котором вы точно не знали

Елена вспоминает, как босиком ходила через трамвайные пути на Ульяновской.

— Школа была возле больницы. Я, кажется, пенал забыла, и вот босиком побежала в школу выяснять, куда он пропал. Тогда никто не удивился, все понимали, что деревенский ребенок — это дитя полей.

Школа была одноэтажной. Елена закончила там всего три класса, так как ее снесли и район начали преобразовывать. Под бульдозер попали и дома культурных деятелей —  началась стройка БГТУ, по которой тоже бегали местные дети.  

«Машеров спросил: «Ну что, доктор, поедем отсюда?»

Поколения менялись, дети и внуки начали продавать дома, и на место одних соседей приходили другие. Так, например, сюда переехала семья из Майкопа. Женщина, Зинаида Валентиновна, была зенитчицей и участницей битвы за Москву. В дом № 9 поселилась большая семья из Брагина. Там мама работала хирургической медсестрой. 

А вот нынешние соседи никакого отношения к медицине уже не имеют. Но Елена и ее сестры продолжили врачебную династию: она стала педиатром, младшая сестра — стоматологом, а старшая выбрала специальность биолога. Петр Зеленевский, муж Елены, тоже врач — стоматолог. 

— Мне рассказывали, что чуть дальше по улице Белорусской жили ветераны Великой Отечественной войны, — подключается к беседе Петр. 

— Чуть выше по дороге находилась явочная квартира подпольщиков. Там жил Захар Гало — известный партизан. Еще рядом жил садовник, у которого росло много реликтовых растений. Одной сирени сотни сортов, не говоря уже про цветы. У него было удивительный сад. Каждый раз, когда мы 1 сентября шли в школу, он собирал огромные букеты. Его дом снесли, а всю растительность уничтожили. Теперь там сантехнический отстойник. 

— Папа рассказывал, что перед Олимпиадой 1980 года стоял вопрос сноса и сюда приехал Петр Миронович Машеров. Отец шел ему навстречу и Петр Миронович спросил: «Ну что, доктор, поедем отсюда?». А папа ему: «Зачем?» В общем, поставили зеленый заборчик, чтобы нас не было видно. А когда цветут сады, вся территория — сплошной сад — и дома теряются. 

Одно время здесь хотели построить даже посольство Ирана, но там посчитали, что это невыгодно, так как в каждом доме прописано много человек. 

— Когда говорю, что живу у стадиона «Динамо», никто не верит, — говорит Елена. —  Не знают, где здесь частный сектор. Историческую ценность наши дома не представляют и то, что здесь жили известные люди, никому не интересно. В трехэтажном доме, что стоит ближе к дороге, висит табличка, что там жил Иван Ахремчик, но на самом деле его дом был снесен. Не знаю, может ему и дали там квартиру. 

— Обычно люди просто проходят мимо. Нет, некоторые обращают внимания, когда что-то нужно. Бывает просят шашлык сделать, — с улыбкой рассказывает Петр и непонятно, шутит он или нет.

— К нам заходили как-то бомжи посидеть, покушать во дворе. Ну, пускали, — добавляет Елена. — Кстати, в детстве на Белорусской хулиганы жили. Они наш сад очень любили, лазили во двор за яблоками и грушами. Бабушка как-то выходит и говорит: «Детки, что вы хотели? Вы хотите яблок? Возьмите сколько нужно, только ветки деревьев не ломайте». Ребята стоят растерянные: они то воровать пришли. Помню, что после учебы шла домой, увязались какие-то парни и главный в этой местной банде их прогнал. Защитники уже были. Потом следили, чтобы посторонних на районе не было.  

Переулок в те времена был очень тихим и машины здесь почти не ездили. Но иногда доносился шум со стадиона. Все крики и овации слышно и сейчас, но Елена отмечает, что это уже не та громкость.

Многие соседи держали хозяйство: были и коровы, и свиньи, и козы. Но бабушка Елены, которая жила с ними, сажала лишь огород. Сейчас двор украшают клумбы с цветами. Гостиная располагается низко, поэтому окна достигают уровня земли. Невероятный вид открывается весной, когда на улице начинают цвести ландыши. 

— Когда еще не была асфальтирована территория около университета, оттуда сверху вся вода через наш участок стекала в реку. Однажды через окно лилась вода прямиком в дом и сразу на выход. Теперь такого не бывает, — со смехом вспоминает Елена.

Елена и Петр надеются, что эти планы так и останутся на бумаге.

— Земля дорогая, а сейчас у нас в стране тяжело, поэтому непонятно, что будет, — размышляет мужчина.

— Столько лет живем и еще будем жить. Я настолько привыкла к земле, что под небеса не хочу. Нас сносят с 64 года, поэтому наши дома так неухоженно выглядят, — рассказывает Елена. — Мы свою часть дома стараемся обустраивать: есть и газовое отопление, и вода, и канализация — у нас комфортное жилье. 

— Первые впечатления о доме у меня были нехорошие. В Ждановичах дом стоял высоко и мне, ребенку, можно было под него зайти. Я там играла с песком. Здесь я сразу увидела цементный пол на кухне и лестницу цвета тины. Гостиная была разделена на две комнаты. Ты заходишь и как будто куда-то проваливаешься. Было ощущение подвала. Поднявшись на второй этаж, немного успокоилась. Там было много света, на стенах с помощью штукатурки были оформлены кленовые листья, а на полу была нарисованная дорожка. Родители много чего переделывали. 

Дом возведен в три этажа. Елена с мужем в свое время занялись пристройкой санузла, кухни и двух комнат на втором этаже. Сейчас общая площадь дома — 250 м². Их часть занимает 150 «квадратов».

— Достраивали в 1986 году. Денег особо не было, и мы с мужем лепили из того, что было, — показывает дом хозяйка.

На втором этаже изначально было две комнаты: родительская спальня и проходная детская. На светлых стенах висят старые фотографии семьи, на трехметровом потолке — хрустальная люстра, а вокруг — узоры из лепнины. Кстати, шкаф и пианино заносили внутрь через соседей. Дело в том, что раньше в комнате была общая дверь, которую потом заделали. Елена говорит, что теперь эту мебель можно вынести только разрубив топором. 

Все свободное место занимают полки с книгами. Отсюда начинается семейная библиотека, которую собирал отец Елены и которая в полной мере раскрывается на 3 этаже. С каждым шагом крутая деревянная лестница немного  поскрипывает и в итоге приводит к маленькой двери, напоминающую мир Толкина — невероятно атмосферно. 

— Нам в детстве было очень интересно проводить время на третьем этаже, и младшая сестра не могла туда зайти. Прятались там со старшей сестрой.

Сейчас в комнате полно книг, хранятся гитары младшего сына Елены, который здесь жил и обустроил в свое время свой небольшой кабинет. Он работает парикмахером. А старший сын продолжил династию и работает зубным техником. 

Свою коллекцию книг Елена не считала (половина хранится на даче), но признается, что часть книг все-таки и хочется отдать в надежные руки. Отправить это в макулатуру не поднимается рука, особенно отцовскую коллекцию по хирургии. Дочь хотела ее передать медицинскому университету, но там они оказались не нужны. Кроме того, ждут новых глаз 55 томов Ленина, несколько изданий Пушкина, собрания Блока, Быкова, Стендаля и других классиков. 

— Папа умер в прошлом году, ему было 96 лет, а мама ушла 8 лет назад, в 83 года.  Мне пришлось оставить работу, потому что нужно было ухаживать за отцом. Родители, наверное, смогли бы рассказать чуть больше об этом месте, папа так точно. Он помнил всех по именам и фамилиям, даже своих пациентов.  Этот дом — это труд родителей и их наследство. Они делали все, чтобы мы собирались здесь всей семьей. Каждый праздник отмечали вместе и это не обсуждалось. Папа помнил все даты, все дни рождения, не было ни разу, чтобы он кого-то не поздравил. 

Такое уважение со сторон собственных детей — мечта любого родителя. Елена с восхищением рассказывает о папе. Он ее авторитет как в семье, так и в профессии.

— Он оперировал до 75 лет, проводил всевозможные операции даже на мозге. Я ведь тоже хотела стать хирургом, на что он отвечал: «Доченька, если ты готова отказаться от семьи, от детей, то иди. Если ты не готова, то тебе там нечего делать». Папа приходил с работы и все время сидел и молчал. Ему нужно было проанализировать операции, пережить смертельные случаи, если они были. Хотя медсестры его называли счастливчиком из-за огромного числа успешных операций. Хирургия ведь требует полной отдачи. Он теоретически и морально готовился к предстоящей работе. Каждый пациент — это жизнь, за которую нужно бороться, и это он своим детям привил. Папа заходил к своим пациентам, контролировал каждое назначение. Из-за болезни ему в какое-то момент пришлось самому побывать на месте пациента, а он до ужаса боялся больниц. Того отношения, которое было у него к людям, давно уже нет у медицинского персонала. Про крайней мере в отношении к отцу я этого не увидела, поэтому после его смерти так и не вышла на работу. Не могу это принять. Я медик другого воспитания. А тогда, в молодости, он мне сказал идти в педиатрию, и работать с детьми. И был прав, я их обожаю.