Интересный театральный проект представила в Беларуси молодой израильский режиссер и хореограф Мири Лазар и театр танца «POLAROID». Как сказала Мири Лазар в беседе с корреспондентом Телеграфа, она увлечена гендерными исследованиями — прежде всего мужского гендера, проявления идеи мужественности в современном мире. Свои открытия и понимание проблем в этой сфере хореограф и актеры — семь молодых людей в возрасте 27-32 лет — стремятся донести до зрителей с помощью очень лаконичных средств, выразительного языка тела и музыки.
Театр танца «POLAROID» из Тель-Авива выступил на XVIII международном театральном фестивале "Белая Вежа-2013" в Бресте. Режиссер и хореограф театра Мири Лазар получила специальный диплом компании МТС «За совмещение драматического и хореографического искусств».
На прошлой неделе в Минске гости из Израиля дали представление на малой сцене Концертного зала «Минск» и провели мастер-класс для студентов-актеров, режиссеров и танцоров в минских университетах. Их выступление и встречи 15-17 сентября были организованы Израильским культурным центром при посольстве Израиля в Беларуси.
По отзывам минских зрителей, проект «POLAROID» интересен своей проблематикой, стилистикой, оригинальностью подходов к раскрытию темы. Руководитель и артисты театра тоже остались довольны своими встречами с белорусскими зрителями.
«Семь молодых людей в закрытом пространстве разыгрывают сцены из жизни общества, стараясь следовать общепринятым правилам и нормам. Их воспоминания создаются перед глазами зрителей как моментальный снимок polaroid. В поисках истины каждый из них играет несколько ролей: ребенок, отец, солдат, модель. В постоянном перевоплощении герои то утрачивают свои мужские качества, становясь женоподобными, то вновь обретают свою мужскую индивидуальность, полную силы и мужественности. И они играют все эти роли, одетые в одинаковые костюмы, в которых оказались как в ловушке…»
Израильские гости рассказали в интервью о создании проекта, который отражает и их собственную жизнь и помогает понять самих себя, об обнажающем внутреннюю борьбу минимализме, о конфликте как возможности роста и развития и многом другом.
— У нас остались очень хорошие и теплые впечатления от встречи с белорусской публикой, — сказала Мири Лазар. — И в Бресте, и в Минске нас приняли очень хорошо, очень эмоционально. Мы счастливы, что зрителям понравилось наше представление. Мы впервые выехали со своим проектом за границу и не знали, как нас примут, и столь позитивная реакция публики стала приятным сюрпризом.
— Как возникла идея создания такого сугубо мужского коллектива и проекта?
— Я по специальности хореограф и работаю в израильском театре. И меня интересуют гендерные исследования, воплощения идеи мужественности на сцене. Поэтому, когда я пришла в 2010 году преподавать (специализация «театр и танец») в Школу сценических искусств, где прежде сама училась, я попросила именно мужскую группу. Так удачно совпало, что другой режиссер работала только с девочками одного класса, и все мальчики остались свободны. И с ними мы проработали четыре месяца — экспериментальная импровизация, обсуждения, техническая работа. Потом был перерыв на несколько месяцев, и я оценила то, что увидела, проанализировала материалы и смогла определиться с работой над представлением, его идеей и линией.
— Мы работали очень интенсивно ежедневно с утра до вечера два месяца, — рассказывает актер группы Александр Полонский. — Премьера прошла в нашей школе, и здесь же мы дали целый ряд представлений, а после окончания учебы вышли со своим проектом на сцену Национального израильского театра «Габима». Также были у нас и выступления на открытых площадках на улицах Тель-Авива. Несколько месяцев назад на одно из представлений пришли режиссеры из Беларуси, затем они обратились к Мири и пригласили нас на международный театральный фестиваль «Белая Вежа». Мы выступали в Бресте как гости в финальной части. Наш дебют здесь в Беларуси был очень удачным и с этого старта мы бы хотели и дальше продвигаться — в европейские и другие страны.
— Мири, а почему вы все-таки занялись мужской проблематикой? Женщинам сегодня более свойственно продвигать феминистские идеи.
— Потому что женские проблемы сегодня в обществе отражены достаточно широко, и свои идеи женщины продвигают очень активно.
— И достаточно агрессивно?
— Да, именно — достаточно агрессивно. Поэтому меня прежде всего интересовали мужские аспекты гендерной проблематики, которым сегодня меньше уделяют внимания. На эти проблемы в обществе не пытаются посмотреть более глубоко. Непопулярно сегодня говорить про чувства мужчин, видеть мужчину «в проблеме» — в обществе, семье, его внутреннем мире. Хотя, я считаю, мужчины более чувствительны и более…
— Уязвимы?
— Да. именно. Они менее защищены, — говорит девушка. — И меня было чувство, что мужской внутренний мир — как секрет, как тайна. И я хотела бы попробовать открыть эту тайну.
— Вы считаете, у женщины раскрыть внутренний мир мужчин получается лучше?
— Да, им нужна помощь, — улыбаясь и то же время серьезно говорит Мири Лазар.
— Семь актеров в одинаковых строгих костюмах, но без обуви, представляют на сцене в танце эпизоды из жизни мужчин. В этом движении, в этой пластике вам удается, без декораций, без слов, минимальными средствами достичь максимального эффекта. Такой минимализм — это уже принцип вашего театра?
— На этом этапе я чувствую, что именно это базис в нашей работе. Такой минимализм «дает много места» для тела, для лица и ничто не мешает, нет ничего лишнего. Нужно было создать чистую основу, и на ней начинают строится ситуации и проявляться сильные чувства. И иногда, в напряженных, очень тяжелых ситуациях, особенно явственно проявляется этот контраст — между тем, что внутри человека разыгрывается большая драма, и этой чистотой на сцене. То есть, это конфликт между чистотой сцены и драмой, которая происходит внутри актера или внутри сцены. В человеке может идти какая-то война с собой, но внешне он элегантен, снаружи все хорошо. И все как бы от него ждут, чтобы он был элегантен, безупречен. Чистая сцена — это метафора. Она отражает чистоту снаружи, но балаган внутри. Бардак, — смеется Мири Лазар.
— Я Мири сказал, что слово «бардак» есть в русском — она не поверила: в иврите тоже есть это слово, — поясняет актер театра Александр Полонский, который на интервью выступал и в роли переводчика.
— Костюмы тоже символ — замкнутости, клетки?
— Снаружи нет, но по-настоящему — да. Все одеты в одну и ту же одежду и от всех ждут одних и тех же вещей. От людей ждут, чтобы они были в одной линии со всеми другими, с обществом.
— Общий шаблон?
— Да, шаблон. Как армии — все в одну линию и выполняют общую команду, — говорит хореограф.
— Единственное, что у нас на груди были маленькие такие штучки, разные у каждого — это наши персональные обозначения, символы индивидуальности, — добавляет Александр Полонский.
— На ваш взгляд, в обществе насколько остра проблема унификации личности? Развитие новых технологий ее усиливает или наоборот?
— Думаю, новые технологии принесли больше свободы для индивидуума. Но все равно общество «возлагает» на нас много обязательств, ожиданий и упований. Просто эти ожидания ушли как бы на другие уровни и по-другому себя воплощают. Никто, например, не скажет мужчине «Не плачь!», но это будет подразумеваться с момента, когда он был маленьким мальчиком до того, когда стал отцом, и на протяжении всей жизни — даже без слов. Общество требует: он должен быть сильный.
Это социальный посыл, который уже находится внутри нас. Я думаю, что обращение к этой теме может открыть этот аспект. И не только общество постоянно требует от мужчины быть сильным, но мужчины тоже сами от себя этого ждут, и боязнь не соответствовать этим требованиям создает порой напряжение, внутренний конфликт.
— Внутри театра — сложно или легко вам было работать вместе над этим проектом, находить взаимопонимание?
— Я могу сказать об этом восприятии со стороны актеров, — говорит Александр Полонский. — У нас сначала был другой язык самовыражения на сцене. У Мири хореографический подход, более интуитивный, идеи у нее возникают как бы инстинктивно, просто есть чувство, что это надо так, а это так. И иногда она не может передать это словами. Иногда она видит, что происходит что-то очень красивое, правильное, а мы этого не видим и не понимаем. И тогда наступает момент, когда мы говорим: а что мы делаем вообще, зачем нам это нужно? Почему именно это, а не что-то другое? И не всегда есть ответы. Но иногда надо просто делать. И что-то там рождается, когда ты начинаешь делать. Пока мы нашли свой язык, внутри группы было много моментов, когда мы останавливались и не давали себе продвигаться дальше. Были очень эмоциональные обсуждения, конфликты сначала. Но потом каждый для себя нашел то «место», где он может понять другого и дать ему то, что надо. И в конце у нас уже появилась очень хорошая динамика. И мы понимаем друг друга.
— Я не хотела навязывать свое видение и вводить актеров в русло своих идей и ожиданий. Я хотела просто смотреть и брать из того, что есть в самих актерах, в их рабочих материалах. Вся работа шла по их импровизациям, домашним заданиям, из которых я могла выбирать то, что хотела.
— А музыкальную основу как выбирали?
— Это все музыка одной группы — известной американской группы Pearl Jam. Когда я была девочкой, я ее очень любила. И для представления я искала музыку с достаточной глубиной проникновения в мужскую тему, и музыка Pearl Jam, по-моему, тут идеально подходила. И эта музыка, в которой возникает образ мужчины-сына, отца, любовника и так далее, тоже является метафорой..
— Я могу сказать, что музыкальные композиции дают нам текст, и их слова и наши движения идут вместе. И когда по ходу действия у меня возникает какая-то проблема — я слушаю музыку и тогда знаю, где нахожусь, о чем речь, — говорит Александр Полонский.
— Это нить?
— Да, это дает нить.
— А чем вам, как актеру, мужчине, интересен этот проект?
— Мне интересно, потому что тут есть прямая связь с моей собственной жизнью. Я сам как бы в ситуации подобного конфликта. Мне 31 год и я чувствую, что уже как бы не очень молодой и вижу, как все мои друзья женятся, обосновываются в жизни, имеют серьезную работу — мои друзья не из театральной сферы, многие из них связаны с компьютерными технологиями. А я ощущаю, что я еще не очень внутри всей этой системы.
— Не стал ее колесиком-винтиком?
— Да, еще не стал. И я чувствую, как меня хотят этим винтиком сделать, ждут чтобы я им стал. Вот даже бабушка приходит и говорит, когда ты женишься, когда у тебя будут дети, когда ты будешь такой-то серьезный, солидный и прочее. Это тоже все служит материалом для моей работы в театре. И вся эта взрослая жизнь с ее темой «деньги, банки и прочее» начинает давить тебя.. И в какие-то моменты это меня очень сильно пугает, потому что в каком-то смысле я еще хочу быть мальчиком и хочу взрастить свои мечты, и еще не знаю, как они вырастут и во что воплотятся, эти мои идеи и стремления. А если сейчас сделать определенный, продиктованный обществом выбор, то все эти потенциальные возможности закрываются — все закрылось, ты идешь дальше, и есть вещи, которые ты уже не сможешь начать делать. Точнее, начать как бы можно всегда, но уже будет намного тяжелее. И когда я «вхожу» в это наше представление, я думаю про свою жизнь. Там есть места, в моем соло, где все идут в линии, а я хожу там сам по себе. И я чувствую, что еще не знаю, готов я быть таким как все или нет. Так что в моей игре это все от моей жизни, все это мое. Только так это и можно делать.
— А в перспективе вы все же планируете заниматься театром?
— Хороший вопрос. Я очень бы хотел быть в театре — меня это вдохновляет, мне это нравится. Проблема в том, что этой сфере очень тяжело зарабатывать деньги и заниматься только этим практически невозможно. Очень мало мест для работы в репертуарном театре, и на них претендует очень много конкурентов. А ином варианте надо самим что-то делать и придумывать, как зарабатывать. И поэтому я думаю, что хотя театр, может быть, и не будет единственной вещью в моей жизни, но 100%, что он будет в моей жизни. Безусловно, он будет занимать одно из главных мест, но будут в моей жизни еще вещи, которые будут меня поддерживать и финансировать.
— Мири, а кто для вас в мире хореографии является наибольшим авторитетом?
— Пина Бауш (Телеграф — известная немецкая танцовщица и хореограф). Ее считают матерью всего театра движения. Она ушла из жизни несколько лет назад. Ее работа, ее «танец в театре и театр в танце», внедрение очень специфических элементов на сцене, понимание взаимотношений человека и общества, ее исследования в гендерной области — все это меня очень вдохновляет и многое я почерпнула именно в ее творчестве хореографа.
— А насколько, по вашему мнению, человек вообще способен сохранить свою индивидуальность в обществе? И как далеко он может зайти в этой борьбе за свою индивидуальность, чтобы не возник уже необратимый конфликт с другими людьми, обществом?
— Я думаю, что общество, которое будет создано из большего числа индивидуалов, оно более здоровое. И в таком обществе будет меньше конфликтов, — отвечает Мири Лазар.
— А я могу сказать, что для меня конфликт — это не плохая вещь. Конфликт — это не война, — говорит Александр Полонский. — Если возникает конфликт — это не значит, что мы больше никогда не будем разговаривать, а будем воевать и пытаться побороть друг друга. Конфликт — это здоровый способ проявить свои чувства — дать им выйти, а не держать в себе. Когда ты им не даешь выхода, они тебя двигают по дорогам, которые ты не понимаешь. И когда этот конфликт проявляет себя, то это очень тяжелый момент — тяжелый для двух сторон, но только после этого наступает…
— Момент истины?
— Да, это истина, это настоящий момент, который по-настоящему «проявляет» жизнь. Есть человек, который думает так, а есть человек, который думает иначе, и возникает конфликт, и надо в этом конфликте быть. Я это и для себя говорю — это те, вещи которые мне тоже хотелось глубже понять. Человек должен знать, что конфликт — тоже часть жизни, как и мирное существование. Не всегда все должно и может быть отлично и хорошо. Может быть и плохо, и — хочешь ты или не хочешь — все равно конфликт будет. И будешь ты с ним или будешь от него убегать — он есть и будет тебя дергать. Я бы для себя хотел научиться — не избегать все время конфликта и не делать вид, что как будто все хорошо-все хорошо-все хорошо.
— Потому что по сути это проявление страха?
— Да, это страх.
— Я хочу сказать, что нельзя требовать от всех приверженности одному идеалу, а должна быть разносторонность взглядов и мнений. И конфликт это тоже хорошо, — добавляет Мири Лазар.
— Это такой очень трудный момент, потому что нелегко дойти до этого понимания, — продолжает Александр Полонский. — Я про себя могу сказать, что для меня намного легче не быть в конфликте, проще делать вид, что все нормально. Когда я в конфликте — мне тяжело. Ведь это противостояние и надо быть в нем. Но ты уже понимаешь, что хотя тебе и тяжело, этот конфликт делает что-то полезное, он тебя меняет.
— Продвигает?
— Да, он тебя как бы продвигает и ты выходишь из него уже человеком более уверенным. И тебе более понятно, что есть ты, а что не ты.
— Название проекта «POLAROID» возникло с самого начала?
— Напротив — в процессе работы.
— И ваш театр теперь так и будет называться?
— Да, хотелось бы.
— А чего бы еще хотелось на перспективу?
— Хотелось бы очень многого, сделать что-то новое с нашим ансамблем, у нас есть планы. Может, мы еще дополним группу — как мужчинами, так и женщинами.
— Вы тоже думаете, как другие хореографы, что язык тела более «честный», чем вербальный, — им труднее лгать?
— Это другой язык. Он мне ближе и больше меня интересует. Язык тела, его пластика —это характеристика человека — его первая, главная характеристика. Движение возникло до того, как появился язык. И движение, пластика — это как тесто, с которым я могу работать.
— И в заключение — пожелания.
— Я всем — и себе тоже — пожелаю, чтобы каждый себя нашел и чтобы ему было хорошо от того, что он занимается тем, что он любит, — говорит Мири Лазар.
— То есть это самое главное — реализовать себя?
— Да, даже если не на 100%, потому что очень тяжело, но хотя бы на какие-то проценты, — говорит Александр Полонский.
В материале использованы фото Миланы Харитоновой с фестиваля «Белая Вежа» (Брест).
