Виктор Малишевский: «Государство создает идеальные условия для развития андеграундной музыки»

Корреспондент Ultra-Music встретился с известным белорусским блогером Виктором Малишевским и поговорил о нытье белорусских музыкантов, значении лайков и о том, кого надо послать, чтобы прочитался «Славянский базар».

Корреспондент Ultra-Music встретился с известным белорусским блогером Виктором Малишевским и поговорил о нытье белорусских музыкантов, значении лайков и о том, кого надо послать, чтобы прочитался «Славянский базар».

— После чемпионата мира по хоккею в белорусских СМИ несколько раз поднималась тема белорусского патриотизма. Как вы считаете, что такое белорусский патриотизм?

— Чемпионат вызвал очень странный разговор: «Оба-на, мы патриоты!». Белорусы от себя не ожидали, что будут болеть и будут патриотами даже под красно-зелёными флагами. Раньше считалось, что патриотизм — это что-то очень национальное, с флёром оппозиционности. А внезапно оказалось, что и под этим флагом можно. Вдруг у белорусов проснулось самосознание: патриотизм это или нет? Можно или нельзя? Можно ли кричать под красно-зелёным флагом «Жыве Беларусь» и тебе, кстати, за это ничего не будет?

— В то же время выйти с бело-красно-белым флагом на лице и быть задержанным.

— Да, забирали. Потому что это уже перебор. Но если бы ты вышел с бело-красно-белым флагом на лице и с красно-зелёным флагом в руках, вряд ли тебя бы забрали. С одной стороны, красно-зелёный флаг — это государственность. Патриотизм, но БРСМовский, идеологический. Хотя мне кажется, патриотизм не может быть идеологическим. Патриотизм — это что-то такое, что ты ощущаешь в себе. Но когда ты говоришь «патриот» — ты ассоциируешься с некой оппозиционностью. Но это уже проблема нашего государства.

Хорошо, что был Чемпионат мира по хоккею, хорошо, что мы начали об этом думать и задавать себе такие вопросы. Возможен ли патриотизм под этим флагом? А под тем флагом? А можно ли за него не садиться? Я к любому патриотизму отношусь нормально, за исключением того, когда тебе дают флаг в руки и говорят куда-то пойти и что-то сделать.

Хотя, с другой стороны, я всегда говорил, что у нас внутри страны есть несколько стран. Чиновники живут в одной стране, обычные люди в другой, а оппозиция в третьей. Оппозиция никак не может подумать о том, что люди, поддерживающие действующую власть, могут поддерживать её искренне и тоже быть патриотами страны. Никто не думает, что их оппоненты могут думать по-другому. Поэтому у нас такие «приватизационные» патриотизмы. Власть не хочет разговаривать, сразу сажает и разговаривает в судах. Оппозиция разговаривает в фейсбуке и на форумах вроде бы с властью, а на самом деле сама с собой.

После этого начались разговоры: нужен ли был чемпионат? Нужно ли было поддерживать этих и не поддерживать тех и махать флагами? Это новый период в Беларуси, который страна раньше не переживала.

— А нужен ли был чемпионат?

— Конечно, нужен! Мы посмотрели на себя со стороны, все посмотрели на нас со стороны. Мы охренели от того, что можем сделать такой чемпионат.

— Лучший в истории хоккея, как сказал Рене Фазель.

— Я думаю, он каждый год такое говорит 🙂 Это нормально. Сейчас чемпионат мира в Бразилии, половина людей плюётся, но все равно его признают лучшим в истории. Чемпионат нужен, чтобы жизнь немного изменилась.

— Мне кажется, у нас она изменилась только на время проведения.

— Все подозревали, что так оно и будет. И все хотят убедиться, что ничего не изменилось. На самом деле это не так. Если мы делаем англоязычные объявления в метро, значит, мы меняемся. И хорошо, что мы не замечаем этого. Если бы мы замечали изменения, мы могли бы отмотать всё назад. Потому что, в принципе, с точки зрения властей стране не нужно меняться, она должна оставаться в законсервированном состоянии.

— Вы замечали, что у нас одновременно и любовь, и ненависть к белорусскому спорту и музыке?

— У нас была олимпийская чемпионка в стометровке Юлия Нестеренко. Вы видели когда-нибудь, как она бегает вживую? Чемпионаты ведь проводились. Почему никто не пошёл посмотреть на живую легенду? В общем-то, всем пофиг. Никто не пойдёт смотреть на Нестеренко. А если здесь тренируется трёхкратная олимпийская чемпионка Домрачева, все пойдут смотреть? Или если будут какие-то соревнования, все пойдут смотреть, как она там бегает? Ничего подобного не будет. На футбол пойдут, и вроде бы нормально ходят. Футбол и хоккей — командные виды спорта, в которых мы иногда выигрываем, и это зрелищно.

К слову, я был на паре матчей Чемпионата мира по хоккею, в перерывах включали музыку, и я услышал только две белорусские группы — «Песняры» и «Леприконсы». В общем-то, можно было воспользоваться ситуацией и ставить больше белорусских песен, но организаторы как-то ограничились. Не понимаю, почему, и не понимаю, почему был сделан именно такой выбор.

— Может, нам действительно нечем гордиться, кроме «Песняров» и «Динамо» 1982 года?

— Это победа. Что признают, тем мы и гордимся. Больше ничего не признано, и это проблема страны.

— Почему государство не признает новые интересные группы, которые, по сути, остаются в андеграунде?

— Андеграунд вообще никогда не был интересен государствам. Он потому и андеграунд, что под землей, где нет государства. У нас государство создаёт идеальные условия для развития андеграундной музыки. Она должна идеально развиваться, когда она не получает помощи от государства и оппонирует ему.

— Если оппонировать, получаются запреты.

— Это уже извращения государства. С другой точки стороны, есть какие-то запреты, но концерты ведь проходят, но не очень много людей они собирают. Есть у нас олимпийская чемпионка Нестеренко, на которую никто не ходит. Есть Вольский, который сейчас может делать концерты, на которые ходит не очень много людей. Это одного поля ягоды. Я не понимаю, почему люди не ходят ни на Вольского, ни на Нестеренко.

— И в то же время не ходят на Афанасьеву, которая регулярно мелькает на телевидении и в прессе.

— И на Афанасьеву не ходят.

— Таким образом, нам, белорусам, вообще ничего не интересно, кроме «чарки и шкварки»?

— Хлеба и зрелищ! Хлеба какого-то мы уже получили. Мы же ходим, когда приезжают какие-нибудь звёзды. Есть проблема рекламы и маркетинга. J:морс когда-то вкладывались в пиар и собирали Дворец спорта. Если организовать концерт, где выступят Вольский, «Крама» и кто-то ещё в таком-то клубе и распространить где-то в фейсбуке, все полайкают, но никто не пойдёт. Потом посмотрят какие-то фото и видеозаписи. Это точно так же, как я не пойду на Чемпионат Беларуси по футболу. Ни на один матч.

— Почему?

— Мне не интересно. Мне кажется, что это трата времени. Я бы пошёл на БАТЭ — «Динамо», если они будут играть где-то возле моего дома. Может быть, я бы один раз съездил в Борисов на такой матч, и всё. Больше меня ничто не заставит.

У нас проблема рекламирования, раскручивания. У J:морс не было никаких проблем. Они перестали что-то делать и сейчас не соберут Дворец спорта. Я вообще думал, что они распались, а они распродают один диск. Пусть распродают, чтобы о них было слышно.

— Следите ли Вы за «Славянским базаром»?

— Когда я работал в «Комсомольской правде», главная интрига заключалась в том, кто поедет на «Славянский базар». А вообще, наше главное шоу — «Кто поедет на Евровидение». В нашей стране главная проблема — это отобраться куда-то. Не выигрывать, а отобраться. У наших кандидатов в президенты главная проблема — стать кандидатами в президенты. Как только зарегистрировали кандидатом — всё, они думают, что их избирательная кампания окончена. После этого они считают себя мегамонстрами политики.

Практически все кандидаты в президенты уже, можно сказать, состоявшиеся политики. Их всегда приглашают на какие-то мероприятия, они начинают больше времени проводить за границей, нежели дома. В Европе кандидат в президенты — это очень большой статус. А то, что у них ноль целых с чем-то процентов, так это потому, что выборы такие, как они говорят. А почему должна быть больше поддержка?

Так вот, когда я работал в «Комсомолке», вокруг «Славянского базара» постоянно были интриги. Полина Смолова против кого-то. Но последние года три я вообще не знаю, кто там есть и кто представляет Беларусь. Я помню интриги, когда приехала Бабкина и была в жюри, а её протеже проиграл белорусу. И тогда «Комсомолка» вышла с заголовком, за который ей вынесли предупреждение. «Идите в жопу со своим „Славянским базаром“», —вроде бы она сказала, и «Комсомолка» за «жопу» получила предупреждение. Я не знаю, кого сейчас надо послать в жопу, чтобы «Славянский базар» прочитался.

Законсервированный фестиваль, на который приезжают одни и те же звезды с одними и теми же песнями. Хотя я был в Витебске и видел афишу группы «Чайф». Для меня большой секрет, зачем они туда едут. Вот ОНТ сделали рок-концерт. Мне было интересно посмотреть, кто же является рокером по версии государства.

— В этом году Akute и «Дай Дарогу!».

— А до этого были какие-то непонятные артисты вроде Дяди Вани. Но Дядя Ваня поучаствовал в шоу «Голос», причём неслабо поучаствовал. Но никто не видел, поэтому никто не знает, как он крут.

Когда вводили закон о 75% белорусской музыки, на ОНТ была программа, в которой каждую неделю показывали лучшие клипы. Снимали белорусским «зоркам» клипы. После этого «зорак» стало больше, о них заговорили. А потом всё свелось к «Субботним вечерам», в которых выходят на сцену и поют под фанеру. Это дешевле, но не даёт никакого толчка.

Яркий пример. Мне вчера рассказали, что у Тео роман с Рыжиковой. «Комсомолка» хотела об этом написать. Тео отказывается, Рыжикова тоже отказывается — вот белорусский шоу-бизнес. Если взять любую другую страну, там тоже бы отказывались или делали вид, что отказываются, но пытались продавать свои интервью и были бы в этом заинтересованы. Белорусский шоу-бизнес — это пытаться быть популярным, но чтобы никто о тебе ничего не сообщал. Только о твоём творчестве. Как в Советском союзе.

— Но как бы пользователи фейсбука и блогеры не плевались на «Славянский базар», билеты на него распродаются.

— Ну да. Одни и те же звёзды, одни и те же люди. Артисты, которые выступали на первом фестивале, выступают и сейчас. И та же публика, что ходила на первый, ходит сейчас, только немного вымирает, но это естественный процесс. Некоторые артисты не доезжают, потому что уже не могут доехать. Люди стареют, меняются, и интересно посмотреть, как меняется твой кумир. Ага, он уже тоже не может так плясать, значит, и я ещё не так плох. Ну, и потом, это же традиция витебская.

Вообще очень много о нашей стране говорят того, чего нет. И все подтверждают, хотя никто этого точно не знает.

— Об этом говорят извне или внутри страны?

— Внутри. Мы сами о себе говорим. Я давно говорил: главные чемпионы по нытью — это белорусы. Это наша национальная черта. Не памяркоўнасць, а нытьё. Может быть, нытьё очень часто и принимают за памяркоўнасць. И, видимо, поэтому памяркоўнасць никому и не нравится.

Если мы посмотрим на власть, то она у нас не памяркоўная. Она говорит, что у нас страна памяркоўная, но президент у нас холерик, и ничего он не терпит. И не только он, на всех уровнях власти у нас нет памяркоўнасці. А памяркоўнасць считается человеческой чертой у белорусов. Но тогда и получается, что управляют нами не белорусы, не характерные нам типажи. Может, поэтому мы их и выбираем. Мы такие, а нам нравится, чтобы нами управляли другие.

— Но считается, что президент должен быть харизматичным человеком.

— Любой президент в принципе харизматик — это одно и то же. Нельзя говорить «должен быть». Если он не будет, он не будет президентом. С другой стороны, Порошенко не харизматик, Янукович не был харизматиком, Ющенко никакой не харизматик. Харизматики Тимошенко и Ярош. Если мы будем ставить в один ряд, то Лукашенко стоит в ряду с Тимошенко и Ярошем.

Но я говорю о том, что мы постоянно ноем. Даже если мы послушаем, о чём поют белорусские группы — о чём-то не очень хорошем.

— О любви, смерти и иногда не совсем понятно.

— Вот, особенно круто, когда непонятно, какой смысл. Это считается большим трендом. Мне нравилось, как J:морс этим увлекались. Когда Сергей Малиновский работал редактором «Антенны», он спрашивал, о чём их тексты. Было очень интересно почитать: «Господи, ах, вот какие там смыслы были!» В России Максим пела какие-то непонятные тексты, и народу нравилось. Я этот текст понимаю, он мне нравится, а тебе не нравится, потому что ты не понимаешь.

— Сейчас у нас в тренде два харизматичных артиста с прямолинейными текстами — Макс Корж и Сергей Михалок.

— Корж берёт тем, что он позитивный чувак. Единственный, кто не ноет и с позитивной музыкой.

— А Михалок?

— У него другого уровня тексты, но тоже не ноющие. Единственный ноющий — «Не быць скотам», но это не его текст, а Купалы.

— Получается, что все белорусские музыканты не популярны, потому что ноют?

— Может быть, они это с иронией делают. Классика «Тры чарапахі»: «Ты не чакай, сюрпрызаў не будзе». И все белорусы хором поют: «Еее, сюрпрызаў не будзе! Не чакаем нічога!» Ну, и в последнем альбоме у Вольского тоже что-то такое. Получается, он прошёл путь от «Сюрпрызаў не будзе» до «Сюрпрызаў не будзе». И всем нравится, все с этим согласны.

— Вас можно назвать меломаном?

— Нет, можно назвать обычным человеком. Иногда я что-то слушаю, когда езжу в машине, или по телевизору что-нибудь может понравиться. Или в кафе с помощью Shazam ищу, что это за музыка только что играла. Только на таком уровне.

Я иногда кружусь в среде тех, кто слушает белорусскую музыку, мне говорят, что это круто или вот это круто. Я так понимаю, человек до определённого возраста ищет, а потом, когда ему надоедает искать, он слушает то, что когда-то нашел. Я могу поспорить, что все слушают The Rolling Stones, U2. Не новое, а, в общем-то, старое.

— Вы приводили статистику, что средний возраст белоруса 39 лет. Таким образом, концертным организаторам нужно ориентироваться на эту цифру?

— Это как в журналистике. Журналист думает, что пишет для всех, а он пишет для людей своего возраста. У него лексика людей своего возраста. Он стареет, и читатели стареют вместе с ним. Иногда он может по касательной зацепить молодёжь, которая хотела бы быть умнее, читать престижных писателей, слушать престижную музыку.

Так и музыканты. Они будут играть для людей своего возраста. Когда ты молод, тебе хочется слушать что-нибудь крутое. Или то, что все слушают. Я помню, мы в детстве собирали фотографии AC/DC, Iron Maiden. Я их не слушал, но покупал фотографии. Это было круто.

Я недавно ехал в такси, и в машине играла российская попса. И я с удивлением обнаружил, что могу подпевать каждой группе. Стыд-то какой! Женя Белоусов, Сергей Жуков — неужели я всё это слушал? Слышал где-то, но я не могу понять, где я мог это услышать.

— Существует мнение, что люди, проводящие много времени в социальных сетях, на самом деле одиноки. Вы с этим согласны?

— Раньше были более одиноки. Если сейчас кого-то послать — никто не обидится. Кто-то тебе поможет его послать, можешь кого-то зафрендить-отфрендить. Нормальное общение. Раньше в морду бил, а сейчас отправляешь в бан. Захотел кому-то что-то сказать — написал, тебе поставили кучу лайков, и ты вырос в своих глазах.

Я когда-то говорил немецким журналистам: если бы интернет был в 30-е годы, его бы запретили сейчас вместе с нацистской партией. Потому что официально считалось бы, что он привёл их к власти. Интернет был бы виноват. Это хороший источник продвижения своих идей.

— Но сейчас в интернете намного больше идей и идеологий. И, в принципе, каждый может создать свою.

— Может. И это хороший показатель, насколько твоя идеология что-то значит. Это как в музыке. Макс Корж выложил свои песни в интернет, ушёл в армию и вернулся звездой. Таких, как Корж, много, но не каждый выходит звездой. Ты можешь написать что-нибудь о политической ситуации в стране, тебя начнут читать, называть экспертом, блогером. Кто-то другой напишет, его не начнут читать. С одной стороны, элемент случайности, а с другой стороны, элемент справедливости. Этого читают, а этого нет. Потому что он пишет по-другому.

— Но можно вести блоги по-разному. Кто-то рассказывает о своих снах, а кто-то выкладывает занятную статистику, как вы.

— Больше всего лайков у меня набрала фотография, на которой я в разных ботинках. Собирался куда-то и случайно перепутал, надел из разных пар.

— Насколько для вас важны лайки?

— Я сейчас в фотошопе за пять минут сделал картинку о том, что состоялся разговор Вована и президента. Они обсудили международную политику и тому подобное. Я думаю, что сейчас там лайков немерено. А завтра я напишу интересную статью, потрачу на неё определённое количество времени и мозгов. Картинка соберет 50 лайков, а статья 5. А для меня статья важнее, а та картинка не важна. И те 50 лайков мне становятся противны, потому что люди читают это, а не вот это. И ты понимаешь, что лайки ничего не значат.

— У вас в блоге довольно часто появляются интересные компрометирующие правительство цифры, как это было в статье со значками. Неужели они не замечают свои проколы?

— Всё начинается с того, что они деньги тратят на такую фигню. А выставляют уже без задней мысли. Они же не думают, что из любых значков можно сделать скандал.

Если выйти на площадь Независимости, перед зданием правительства опять что-то ремонтируют, всё раскопали. Фишка в том, что там ремонт закончился в октябре. Когда боролись с долгостроями, ремонт у здания правительства завершили на месяц позже. То есть они шли на заседание по борьбе с долгостроями мимо долгостроя. Они этого не замечают.

— А может, так и надо?

— У людей своя страна. Мне понравились слова Василевича, владельца Ў: «Если мне надо поговорить с определённым кругом людей, я его могу создать. Могу создать бар, могу создать галерею, куда будут приходить люди определённого уровня, и я буду с ними разговаривать». Каждый создает свою тусовку, и у белорусских групп своя тусовка. Люди создают свой мир, и им пофиг на тот, второй мир, который их мало касается. Тому миру это тоже удобно.

Чем дальше эти страны друг от друга, тем это ненормальнее. Чем ближе они соприкасаются, тем лучше. У нас как соприкасаются? У нас соприкосновения с миром государственности не очень хорошие. Ты должен постоянно ждать, что тебе что-то сделают. Поэтому можно делать кучу проектов, но лучше держаться от страны, которую создало государство на расстоянии.

Было бы неплохо, если бы у нас оппозиция жила в своей стране и не смотрела на западные гранты. Потому что всё, что делает наша оппозиция, процентов на 90 делается ради получения грантов. Идут отчёты о проектах, и это ничем не отличается от бюрократической системы. Вот государство сказало, что ВВП должно вырасти на 5%, и делай что хочешь. И ты будешь уничтожать свою экономику ради того, чтобы потом показать, что мы это сделали.

— В учебниках по менеджменту в первой главе говорится, что самое важное в бизнесе — это планирование. У нас как-то неправильно понимают этот термин?

— У нас очень хорошее планирование штрафов. Каждый год составляется бюджет, и если мы проанализируем бюджеты нескольких лет, мы увидим, что штрафы увеличиваются каждый год на одну и ту же сумму — 25% каждый год. В общем, и бюджет планируется так же. Берутся статьи расходов и увеличиваются на 10–15%. Поэтому они нифига не исполняются.

— А вы не боитесь каких-то санкций за публикации?

— Я боюсь санкций за хулиганство. Скриншот — это хулиганство. Поэтому я пишу, что это фейк и этому не верь. Но я не боюсь ставить вопросы по статистике. Я стараюсь не делать никаких выводов. Если бояться всего, не следует вообще ничего писать. Как только начинаешь бояться, переходишь в другую лигу и ничего не напишешь.

Как вам новость?