Мыслю, следовательно, играю. Глава 1. В своей автобиографии Андреа Пирло рассказывает о расставании с «Миланом» и еще много о чем интересном.
Ручка это была. Ну да, красивая, и все же ручка. От Картье, блестящая, тяжелее обычной шариковой, с эмблемой «Милана». Но ведь просто ручка, заправленная синими чернилами, банально синими. Я на нее смотрел, вертел в руках, поигрывал ею с любопытством, как младенец со своим первым мишкой. Я пытался рассмотреть ее контуры с разных углов, уловить некий тайный смысл, вытянуть на поверхность неведомое, скрытое значение. Я пытался понять. От напряжения разболелась голова и, по-моему, даже выступила испарина. И вот меня осенило. Тайна раскрыта: ни малейшей задней мысли в этом подарке и не было, ничего такого даритель и не предусмотрел. Это специально? Как знать.
«Только я тебя умоляю — не подписывай ею контракт с «Ювентусом»…». Ну, хоть шутка у Адриано Галлиани удалась. Но не идеальную же репризу ждешь в качестве прощального подарка, как-то маловато. Вот тебе и десять лет в «Милане». Но я все же улыбнулся. Потому что смеяться я умею, хорошо и много. «И — спасибо за все, Андреа».
А пока он говорил, надежно защищенный письменным столом, я рассеянно смотрел по сторонам. Офис его, этот бункер генштаба на виа Турати, я выучил наизусть: тут я знавал и счастливые времена, времена других контрактов, подписанных другими ручками, — хотя кое-каких развешанных по стенам фотографий, со всем грузом давности их лет и всей легкостью их очарования, я никогда прежде не замечал, разве что случайно скользил по ним взглядом. Разные были фото, главным образом память о единственных и, видимо, неповторимых днях, о кубках, поднятых к небу, и о тучах, которые всякий раз отодвигались еще на метр выше. Эти фото уговаривали слезть с карниза, но не снимали с него. «Милан» мог мне наскучить, я хотел этого избежать, так что после этой последней встречи у меня осталась и печаль, и чувство, что я все же прав. Как и у Галлиани. Как и у моего агента, Туллио Тинти. Расстались мы без угрызений совести. Через полчаса — чуть больше, округлим — меня уже там не было. Когда любишь — нужно время. А когда чувство гибнет — достаточно извинений.
«Андреа, наш тренер Аллегри считает, что если ты останешься, играть перед обороной уже не сможешь. Тебе он бы подобрал другую роль — тоже в полузащите, но слева». Маленькая деталь: я-то думал, что как раз перед обороной и мог бы проявить себя лучше. В морских глубинах рыба дышит, на поверхности воды — ловит воздух: совсем не одно и то же.
Он не сможет играть перед обороной. Найду ему место где-нибудь слева
«Скудетто мы взяли, когда ты был на скамейке — или на трибуне. И потом, Андреа, клубная политика с этого сезона меняется. Тем, кому больше тридцати, мы предлагаем контракт только на год». Еще одна маленькая деталь: никогда, даже в эту вот конкретную минуту, я не чувствовал себя пенсионером. Лишь временами создавалось ощущение, что кому-то хочется выставить меня покойником, — но именно это в первую очередь и заставило призадуматься.
«Спасибо, но я правда не могу согласиться. Да и «Ювентус» предлагает мне трехлетний контракт». И я отказался. Даже не заводя в тот весенний вечер разговора о деньгах. Вообще. В те полчаса мы с Галлиани не обсуждали никаких финансовых вопросов. Я хотел, чтобы на меня делали ставку, хотел быть в центре проекта, а не в списке на утилизацию.
Я со всеми ладил, и с Аллегри у меня были нормальные отношения, это что-то случилось с воздухом
Мое время, по всей видимости, подходило к концу, надо было что-то менять, я это почувствовал. Звоночек прозвенел в тот день, когда я посреди сезона (последнего в «Милане»), скомканного из-за двух травм, приехал в «Миланелло» на тренировку и вдруг понял, что не хочу идти в раздевалку. Не хочу переодеваться. Не хочу работать. Нет, я со всеми ладил, и с Аллегри у меня были нормальные отношения, это что-то случилось с воздухом. Мне были знакомы эти стены, которые много лет меня берегли и защищали, — но вдруг в них начали угадываться трещины, вдруг начал ощущаться сквозняк, от которого было недолго и простыть. Внутренняя потребность перемены мест, желание вдохнуть другой воздух, все это не отпускало и давило, сильнее и сильнее. То, что меня окружало, превращалось из поэзии в повседневность, и вот это была новость, от которой просто так не отмахнуться. Даже болельщики, которые на «Сан-Сиро» мне аплодировали каждое воскресенье (или субботу, или вторник, или среду), должно быть, уже хотели слегка развеяться. Вклеивать в альбом «Панини» другие лица, переживать другую сказку. Они уже привыкли к тому, что я делаю на поле, к моим движениям, к моим придумкам, они уже не удивлялись, в их глазах необычное опасно накренилось, готовое обрушиться в нормальность. «Ты больше не Пирло» — для меня эта идея была трудноприемлемой. Да и глубоко несправедливой, если уж начистоту. Это и было первопричиной утраты смысла и поисков утраченного стимула.
И я сразу пошел к Несте, другу и брату, товарищу по команде, делившему со мной хлеб и приключения, извечному соседу по комнате. В перерыве между первым и вторым таймом одного из наших бесконечных матчей на PlayStation я признался:
— Сандрино, я уйду, наверное.
Он не удивился:
— Очень жалко, но так будет правильнее.
Он узнал обо всем первым, после моей семьи. Я держал его в курсе дела, шаг за шагом, всхлип за всхлипом. В какие-то недели было тяжелее, чем в другие, во мне включился обратный отсчет, но оставлять место, где знаешь все, даже тайны, всегда нелегко. Отдельный маленький мир, давший мне больше, чем отнявший, мир, к которому я, вне всякого сомнения, относился с душой. Порой в душе было отчаяние, смешанное с тоской, порой — чистейшей воды добрые чувства, и в любом случае получился полезный жизненный урок: слезы помогают, это видимая демонстрация, из какого ты теста, это неоспоримая истина. И я не сдерживал слез. Я рыдал и не стыдился. Держа посадочный талон еще не в руках, но в мыслях, я чувствовал примерно то же, что чувствуют люди в аэропорту за секунду до подъема по трапу, до прощания с друзьями, родными и врагами. Много ли, мало ли — что-то всегда забираешь с собой, внутри.
Наконец-то можно сыграть друг против друга не только в PlayStation
Каждый день я звонил моему агенту, особенно когда восстанавливался после травмы, но желания для восстановления вкалывать как проклятому не было. По крайней мере, такого желания, как раньше. Перед обороной играли Амброзини, а потом Ван Боммель, в моем доме развели бардак (причем друзья и из лучших побуждений), а меня вытурили из моего драгоценного садика с вылизанными лужайками.
«Туллио, новости есть?». Новости были всегда, хорошие и очень хорошие. Мои трудности только увеличивали спрос на меня — странное есть правило в футболе. Больше всего я напоминал крестик на карте сокровищ. Зашевелились все, даже «Интер». В городе Милане почувствовались подземные толчки. Случись это в самом деле — и поломались бы все сейсмографы. Из «Интера» позвонили Тинти с простым вопросом: «Андреа не хотел бы к нам вернуться?» — что и было передано мне слово в слово. «Андреа, ты хотел бы к ним вернуться?». Мы ничего не отбрасывали априори. В любом случае, у меня на все был готов ответ. «Узнай, чего они хотят».
Хотели меня. Однако двигались медленно (куда надо, но медленно) — в том смысле, что не начинать же серьезные переговоры до того, как станет ясно, чем закончится сезон, кто будет тренером в следующем, какие у клуба программы и цели. Из «Интера» со мной напрямую связывались только один раз. Я это хорошо помню: понедельник, утро, только-только закончился сезон.
«Привет, Андреа, это Лео». На том конце провода был Леонардо, тогдашний тренер «Интера». «Привет, Лео». «Слушай, все наконец-то в порядке. Президент Моратти выдал мне карт-бланш. Можем начинать переговоры». Помимо всего прочего, он мне рассказывал про «Интер» всякие замечательные вещи: как тут здорово, как ты тут всегда на подъеме. Вызов был брошен интересный, захватывающий: вернуться в прежнее место. Переплыть на другой берег после десяти лет в «Милане», девять из которых были просто необыкновенными. Еще и в этом Леонардо мог бы мне помочь, не переберись он сам спустя какое-то время в ПСЖ к шейхам.
«Андреа, в новом «Интере» ты играл бы основную роль». Да, в какой-то момент я задумался, но — не смог. Это было бы слишком, нельзя было так обижать болельщиков «Милана», они не заслужили. «Спасибо, Лео, но я не могу. К тому же вчера вечером я подписал контракт с «Ювентусом»…».
А какой ручкой — ни за что не скажу.
Перевод и адаптация: Евгений Полоскин
