Аркадий Гайдамак разоблачает Льва Леваева и Берл Лазара

— Господин Гайдамак, в своем письме, адресованном раввину Берлу Лазару вы утверждаете, что имели партнерские отношения с Львом Леваевым. В свою очередь представители Леваева заявляют обратное, указывая, что вы сами прежде опровергали наличие таких отношений. Можете внести ясность? 

— Как известно, я много лет работал в Африке и мои правовые проблемы, в частности во Франции, связаны именно с этой деятельностью. Я считаю, что не нарушал никаких законов и действовал абсолютно верно во всех аспектах. В частности, я способствовал прекращению кровопролитной войны, которая длилась в этом регионе многие годы, а благодаря предоставленной мною логистике и моему финансированию война прекратилась буквально за несколько месяцев. Необходимо понимать, что главным источником финансирования незаконных вооруженных формирований в Анголе была незаконная торговля алмазами.
Чтобы прекратить эту практику я разработал систему лицензирования алмазов, что практически полностью лишило бандитов источников финансирования. После того, как я разработал эту систему, я ввел господина Леваева в эту деятельность, заключив с ним очень простой и понятный договор. Условия этого договора я предам гласности после того, как истечет срок, который я предоставил господину Леваеву на обдумывание сложившейся ситуации.

В договоре, помимо прочего, сказано, что «любая информация, касающаяся совместной деятельности бизнес-партнеров, активов и прочего имущества, а также содержания настоящего договора является строго конфиденциальной и ни в какой степени не должна разглашаться третьим сторонам». Тем не менее, в договоре отмечается, что «Гайдамак имеет право в любой момент разгласить условия этого контракта, если его интересы, в рамках этого контракта, не соблюдаются». 

— С какой целью вы пригласили г-на Леваева к партнерству? 

— Долгое время я был общественной фигурой, к которой относились неоднозначно, как это часто бывает, а также объектом критики, за которой стоят самые различные силы — в бизнесе, политике. Именно поэтому формально собственником этого экспорта алмазов являлся г-н Леваев. Однако очевидно, что это осуществлялось в рамках контракта, заключенного между нами. По предложению г-на Леваева мы передали этот договор на ответственное хранение раввину Берлу Лазару, в рамках еврейской традиции. 

— Но почему именно раввину? 

— Потому что в еврейской традиции принято доверять уважаемому представителю общины. Уважаемому с точки зрения соблюдения законов Торы. Это нормальное, распространенное явление. 

— Но идея передачи этого документа раввину Лазару принадлежала, по вашим словам, Леваеву. 

— Идея принадлежала г-ну Леваеву, и я ее одобрил. 

— Одобрили, несмотря на то, что раввин Лазар считается приближенным г-на Леваева? 

— Он был приближенным не только Леваева, но и находился в очень хороших отношениях со мной. Вы знаете, когда приходишь к врачу, ты не знаешь, какой врач перед тобой — хороший или плохой — видишь только табличку «врач». То же самое и с раввином. Ты приходишь к раввину и знаешь, что этот человек строго соблюдает законы Торы. А согласно законам Торы, лжесвидетельство — это самый страшный грех. 

— На фоне чего возник кризис в отношениях между вами и г-ном Леваевым? 

— Дело в том, что г-н Леваев исповедует отличные от моих методы работы. Он человек и бизнесмен очень жесткий, в то время как я понимаю, что бизнес, неразрывно связанный с политикой, требует равномерного отношения со всеми. Но так как всем было очевидно, что за Леваевым нахожусь я, то критика методов работы г-на Леваева обрушивалась именно на меня. А Леваев вместо того, чтобы мне помочь, постоянно уходил в тень — у него это хорошо поставлено не так, как у меня, и подставлял он меня. 

— В своем письме вы говорите о том, что «у вас не было сомнений в неискренности Леваева». Можете привести примеры? 

— Это именно то, о чем я говорю. Леваев действовал совершенно иными методами. Например, мне очень важны интересы России. А российская администрация тесно связана с компанией «Алросса» — это крупнейшая фирма по торговле алмазами. Мне было ясно, что ущемлять права и интересы этой компании даже нормальными деловыми методами — означает наносить урон российским интересам в государственном масштабе. И заказчики, связанные, в частности, с «Алросса», выражали откровенное недовольство, что сказывалось, как я уже объяснял, на мне. Поэтому в 2003-2004 годах я понял, что продолжение сотрудничества с Леваевым грозит мне серьезными проблемами с властями, имиджевыми проблемами.

На то время я имел достаточно весомые позиции, обладал средствами и решил, что могу, не обостряя отношений с Леваевым, отойти в сторону, предоставить ему действовать самостоятельно, а со своей стороны я хотел выйти из-под огня критики. Я мог себе это позволить, тем более что в моем распоряжении был четкий и ясный договор. 

— В израильской прессе публиковалась информация о том, что вы намеревались подать иск против Льва Леваева. Почему этот иск не был подан? 

— Об этом, может быть, и писали израильские газеты, но я вам рассказываю, как было на самом деле. В 2006 году один из моих адвокатов, Ронель Фишер, обратился к господам Леваеву и Лазару с требованием от первого выполнять свои обязательства по контракту, а от второго — огласить его содержание. Ответа никогда не поступало. Я неоднократно встречался за это время с г-ном Леваевым, и он, отлично понимая ситуацию и свойство моего характера, всякий раз говорил: «Оставь, зачем нам сейчас это, сейчас не время для выяснения этих вопросов». И я соглашался с ним, не желая открывать новый фронт, так как у меня и без того хватало проблем.
Тем не менее именно то, что мои сложности и во Франции, и в Израиле обрели в последние месяцы контрастность, я решил все-таки настоять на соблюдении моих прав, в рамках существующего договора. Именно поэтому я встретился с г-ном Лазаром и попросил получить конверт, который был ему передан в присутствии г-на Леваева, в соответствии с еврейской традицией. На что г-н Лазар ответил мне буквально следующее: «Я подтверждаю, что получил от вас конверт. Я не знаю, что в нем было, но по прошествии многих лет решив, что вам этот конверт больше не нужен, я его уничтожил». Обратите внимание, он не сказал — «мыши сгрызли», «дети потеряли», «домработница выбросила». Нет, он откровенно сказал, что лично сжег. 

— Вы апеллируете к документу, который передали на хранение раввину Берлу Лазару. Но, простите, с трудом верится, что этот документ мог быть единственным доказательством вашего с г-ном Леваевым партнерства… 

— Безусловно. Любопытно отметить, что Леваев любит рассуждать о том, что он был в Анголе «до Гайдамака». На самом-то деле речь идет о том, что он, пользуясь спецификой российской ситуации, купил в конце 1990-х годов 16% акций крупной горнодобывающей компании «Катока». Однако никакого отношения к эксклюзивному праву на экспорт алмазов из страны это не имеет. Как бы то ни было, после посещения г-на Лазара я собрал все имеющиеся у меня документы, из которых совершенно неоспоримо следовало, что Леваев оказался в Анголе именно благодаря мне. Собрав всю эту документацию, я вновь пошел к раввину Лазару, который, вероятно, долго обсуждал мой первый приход к нему и уже был готов к новому приходу и выдвинул совершенно новую версию событий.
«Ваш конверт куда-то потерялся», — сказал он мне. Это в общем-то с юридической точки зрения меняет мало, но очень много это меняет с моральной точки зрения. Но тут он задал мне абсолютно потрясающий вопрос: «Если этот документ настолько важен, то почему вы не хранили его копию?». 

— И на самом деле, почему?

— Я вам сейчас отвечу, но прежде хочу, чтобы вы поняли: такой вопрос из уст раввина противоречит самому принципу хранения уважаемым членом общины документа. Именно потому не составляется копия, что моральная ответственность раввина, хранящего конфиденциальный документ, состоит в том, что бумага имеется в одном экземпляре. Мы могли бы ведь положить, например, бумагу в сейф, каждый взять по ключу, например. Но мы отдали документ раввину, который должен был хранить единственный экземпляр этого документа.

— Иными словами, вы не сняли копию с документа, потому что стремились к максимальному соблюдению закона Торы?

— Конечно. Знаете, я советовался со многими раввинами, и все в один голос сказали, что не может религиозный человек, не просто раввин, а религиозный человек, сказать неправду в такой ситуации. В такой ситуации лжесвидетельство — самое страшное преступление из возможных. И конечно, я не допускал, что раввин Лазар может сказать неправду и поэтому не снял копию. И его вопрос на эту тему был крайне лицемерным. 

— Вы хотите сказать, что раввин Берл Лазар действовал в интересах Льва Леваева? 

— Видите ли, у меня нет прямых доказательств, но всем своим поведением он дает понять, что он действовал в иных интересах, чем соблюдение еврейских традиций и законов Торы. 

— Представители г-на Лазара, к которому мы обратились за реакцией на ваше письмо, утверждают, что они его попросту не получили. Как вы можете прокомментировать это утверждение?

— Тут все очень просто. Я могу предоставить выписку из факс-машины о направлении факса в канцелярию г-на Лазара. Более того, сразу после этого мой помощник связался с приемной, секретарь ответил, что как только г-н Лазар появится, его ознакомят с текстом письма. Поэтому он мог бы получить полную информацию у себя в секретариате. 

— Вернемся к началу. Вы сказали, что если в течение установленного вами срока г-н Леваев не отреагирует, вы огласите условия контракта. Какой реакции вы ожидаете? 

— Я ожидаю выполнения оговоренных нами условий, которые очень четкие и ясные. У меня есть права требовать передачи мне всей финансовой информации, коммерческой информации, и, разумеется, выполнения финансовой стороны соглашений, которые предусматривают соотношение пятьдесят на пятьдесят, то есть, например, в том случае, если компания понесла убытки за это время, то есть за 10 лет, то, безусловно, я должен доплатить. Я всего лишь ожидаю реализации своих прав — в соответствии с подписанной договоренностью. 

Раввин Берл Лазар: «Гайдамаку отвечу лично»



 

В канцелярии главного раввина России Берла Лазара вначале заявили, что письма от Гайдамака не получили, но на следующий день поправились и сказали, что письмо к ним пришло уже после того, как было направлено в СМИ.

В телефонной беседе с корреспондентом «Телеграфа» представитель раввина Лазара озвучил реакцию: «Раввин Берл Лазар, изучив письмо Аркадия Гайдамака, ответит ему лично в ближайшее время. Если г-н Гайдамак сочтет необходимым затем обнародовать этот ответ, — на то его право. Полемизировать с г-ном Гайдамаком в средствах массовой информации раввин Берл Лазар не считает для себя возможным».

К моменту публикации материала представители Гайдамака сообщили, что письма от Берла Лазара еще не получили. 

Лев Леваев: ответа пока не последовало



 

 На момент публикации материала реакции от Льва Леваева не поступило. 

 «Телеграф» благодарит израильское информационное агентство «Курсор» за помощь в сборе информации.