«Ну неужели тебе так трудно в тюрьме побывать?» — недобро пошутил выпускающий редактор, когда я в очередной раз попросил отложить сдачу этого репортажа. Журналисту, не совершившему преступления, попасть в берлинскую тюрьму действительно непросто. Сперва требуется получить принципиальное согласие в управлении юстиции столичного сената. Следующий этап — сами тюремные власти.
«Вы хотите побеседовать с одним из русскоговорящих заключенных… Не уверен, что кто-либо из них согласится с вами встретиться», — задумчиво произнес сотрудник тюрьмы на другом конце провода. А потом неожиданно задал вопрос-ловушку. «А, может быть, вы имеете в виду кого-то конкретно?» — быстро спросил он, заподозрив, видимо, во мне сообщника одного из преступников, отбывающих наказание в Тегеле. Когда я ответил отрицательно, собеседник, как мне показалось, даже расстроился из-за того, что ему не удалось раскрыть преступный сговор с целью организации побега.
17 футбольных полей
Мои впечатления от заочного общения, однако, были ошибочными. Сотрудники исправительного учреждения оказались на удивление вежливыми и доброжелательными, более отзывчивыми, чем некоторые продавщицы в немецких сетевых супермаркетах или сотрудницы паспортных столов. А охранники на проходной проявили, как мне представляется, изрядную халатность, только попросив меня оставить в специальной ячейке мобильный телефон и лениво заглянув в сумку с диктофоном и фотоаппаратом. Даже не удосужились обыскать, так что под просторной курткой я мог бы легко пронести в тюрьму и автомат Калашникова. Водил меня по территории разговорчивый Рафаэль Галеев (Rafael Galejew). Он уже 19 лет работает в этой тюрьме — сначала рядовым надзирателем, а теперь — сотрудником ее социально-педагогического отдела.
Тегель, рассказал Галеев, — это самая большая в Германии мужская тюрьма закрытого типа для взрослых преступников. При этом, однако, почти треть персонала, включая надзирателей, — женщины. На территории исправительного учреждения, обнесенного полуторакилометровой стеной, могли бы разместиться 17 футбольных полей. Ощущение неволи появляется по-настоящему только в старых корпусах, построенных еще в конце ХIХ века. Новые похожи на типичные городские новостройки и, если бы не решетки на окнах, вполне могли бы сойти за жилые дома. Именно так их здесь и называют.Кружок «Умелые руки» Рядом с каждым «домом» — просторная, обнесенная невысоким проволочным забором, территория для ежедневных двухчасовых прогулок.
По своей секции внутри каждого из корпусов заключенные могут в свободное от работы или учебы время передвигаться, ходить друг к другу в гости, готовить на общей кухне, где есть плита и холодильник с отдельными, запирающимися на ключ, ячейками — по одной на пару осужденных. «Вообще-то, работать должны все заключенные, — рассказал Галеев, — но у нас не хватает рабочих мест. Мы — полное отражение действительности на свободе». В результате некоторые из зэков остаются запертыми в камерах до тех пор, пока из мастерских не возвращаются все остальные и — после 15.00 — начинается «свободное» время. Вечером, перечисляет мой собеседник, — спортивные мероприятия, литературная группа, кружок «Умелые руки», гончарная мастерская, курсы лечения от наркотической или игровой зависимости, групповая терапия, в ходе которой заключенных учат справляться с неконтролируемыми вспышками гнева. На ночь камеры закрывают в 22 часа.Быт и меню заключенных Рассчитана тюрьма на 1325 заключенных, сейчас около 50 камер пустуют. Все они — одиночные: два шкафчика, полка, стол, кровать, отдельный санузел, умывальник, зеркало. Душевые кабинки только на этаже, и они всегда открыты. Общей столовой нет. «Мы не считаем целесообразным создавать большие скопления наших «постояльцев», — пояснил Рафаэль Галеев. — Мало ли что, лучше не рисковать». Дежурные развозят индивидуальные дневные пайки на тележке, и каждый заключенный уносит свою порцию в камеру. Рядом с дежуркой на стеклянной двери я увидел меню на текущую неделю. Пища предлагается пяти категорий: обычная, без свинины, для вегетарианцев, легкая пища и для диабетиков. При составлении меню учитывают и то, что около трети заключенных — иностранцы из 57 государств, в том числе около 100 — из России и других республик бывшего СССР.Чему учат в тюрьме Один из них — 27-летний Умар Качкаров из Карачаево-Черкесии. В тюрьме он ходит в немецкую школу и собирается, получив свидетельство о ее окончании, пойти учиться на медиадизайнера. Времени на обучение у него хватит. Из 12 лет, полученных за непредумышленное убийство, он пока отсидел только два года.
За учебу в школе Умар получает 250 евро в месяц. «В принципе, мне хватает, — рассказал он, — на мыло и зубную пасту, на тетради и ручки, купить что-нибудь покушать и даже заказать фильм из каталога». В камере ему разрешено иметь три электроприбора. У Качкарова есть телевизор, DVD-плеер и магнитофон. Зарплаты работающих или стипендии проходящих обучение заключенных разные, в зависимости от квалификации от 8 до 15 евро в день плюс сверхурочные за работу в выходные дни, рассказал корреспонденту DW директор одной из секций Ларс Хоффман (Lars Hoffmann). Это не много, добавил он, «но если учесть, что не требуется платить квартплату и за коммунальные услуги, что заключенные на полном пансионе, то такой доход представляется вполне сносным».
В тюрьме Тегель готовят не только медиадизайнеров. Здесь можно освоить 11 различных профессий от автомеханика или специалиста по обслуживанию типографского оборудования до повара или маляра. По завершении обучения и после сдачи соответствующего экзамена заключенные получают стандартное свидетельство с печатью торгово-промышленной палаты ФРГ. По такому документу невозможно определить, что его предъявитель получил квалификацию именно в тюрьме. Хоффман, правда, признал, что сама по себе полученная в тюрьме профессия не гарантирует успех в ресоциализации бывших заключенных. «Это происходит тогда, — добавил он, — когда наш «выпускник» находит на воле подходящую работу по полученной специальности». Только в этих случаях вероятность рецидива значительно снижается.
Источник: Русская служба DW, Никита Жолквер