Корреспондент Forbes Илья Жигулев взял интервью у Бориса Березовского за несколько часов до смерти бизнесмена.Как пишет Жигулев, Березовский не встречался ни с кем из журналистов с момента решения суда по его иску к Роману Абрамовичу. Политик сменил телефон, не отвечал на письма, не давал интервью. «Информация о нашей встрече и это интервью не должно было быть опубликовано. Я пообещал это Борису Березовскому. Живому. Когда видел его вчера. Теперь ситуация изменилась, я чувствую себя обязанным рассказать о встрече, которая была одной из последних в его жизни», — пишет Жигулев.По словам Жигулева, Березовский попросил отключить все средства записи, чтобы это был простой разговор, а не интервью.»Я пытался с ним говорить о бизнесе, но быстро понял – бизнес давно перестал быть темой интересов Березовского», — пишет обозреватель Forbes.
— Не я управлял бизнесом. Когда деньги за ОРТ и Сибнефть пришли, я отдал Бадри (Бадри Патаркацишвили — Forbes), полностью передоверил ему управление своими финансами. На политические проекты я брал столько, сколько мне было нужно, остальным занимался он.
— То есть, вас Бадри практически подставил?
— Я всегда плохо разбирался в людях, в их человеческих качествах. Я всегда оценивал их ум, смелость, но заблуждался я и в случае с Бадри.
— Но это же один из ваших самых близких друзей…
– Я и сегодня его оцениваю как друга. Но ни с Абрамовичем (Романом Абрамовичем — Forbes), ни с Бадри я не позаботился оформить договоренности документально.
— А как же процедура бизнес-развода, которую вы запустили еще до ухода из жизни Бадри?
— После того как повысились политические риски, мы с Бадри решили объявить публично о разводе. Что мы начинаем процедуру развода. Это было как защита против атаки на наши активы. Развод никогда не был реальным. Мои отношения с ним никогда не были как отношения настоящих партнеров. Партнеры должны были позаботится об экстремальных случаях.
Березовский сделал паузу и слабо улыбнулся.
— Я не ожидал, что Бадри умрет раньше меня.
– Вы скучаете по России?
– Вернуться в Россию… Ничего я больше так не хочу, как вернуться Россию. Когда даже завели уголовное дело, я хотел вернуться в Россию. Даже кода завели уголовное дело! Только по совету Елены Боннер остался. Главное, что я недооценил, — что мне настолько дорога Россия, что я не могу быть эмигрантом.
— Я изменил многие свои оценки. В том числе самого себя. Что касается того, что есть такое Россия и что есть Запад. Я абсолютно идеалистически представлял возможность построение демократической России. И идеалистически представлял, что такое демократия в центре Европы. Недооценил инертность России и сильно переоценил Запад. И это происходило постепенно. Поменял свое представление о пути России…
Я не должен был уезжать из России…
– Если бы вы остались в России вы бы сейчас сидели в тюрьме. Вы этого хотите?
— Сейчас, оглядываясь на то, как я прожил эти годы в Лондоне…
Березовский медленно посмотрел перед собой, потом прижал руку к груди – она у него тряслась. Он повернулся ко мне и долго смотрел мне в глаза. Наконец сказал:
– У мне нет сейчас ответа на этот вопрос… Ходорковский… сохранил себя.
Тут Березовский посмотрел под ноги, потом быстро кинул взгляд на меня и стал говорить быстро, как будто оправдываясь.
– Это не значит, что я потерял себя. Но я пережил гораздо больше переоценок, разочарований. Ходорковский все же меньше. Я… потерял смысл.
– Жизни?
— Смысл жизни. Я не хочу сейчас заниматься политикой.
— А что же делать?
– Я не знаю, что мне делать. Мне 67 лет. И я не знаю, что мне дальше делать.
«Когда я предложил подробно поговорить о науке, Березовский явно не горел желанием. Похоже, он сам не верил ни в возвращение на родину, ни в в науку. Стараясь ободрить, обещаю, что в следующий раз встречусь с ним в Москве… в Академии наук. На что Березовский мрачно усмехается: — Хорошее уточнение», — пишет Жигулев.
По материалам: Forbes