: Корни белорусской политики. Кузнецов: история повторяется

Корреспонденты Телеграфа продолжают рубрику "Корни белорусской политики". Ее очередным героем стал общественный деятель, преподаватель, кандидат исторических наук, доцент, исследующий политические репрессии в Беларуси, один из лидеров международного правозащитного общества "Мемориал" Игорь Кузнецов.

Кузнецов: мой отец погиб на Кубе

Мой отец был родом из Горьковской области (теперь Нижегородская область России – Телеграф). В 1940 году он служил в Гродно. Потом, когда началась война, он оказался в Белостокском выступе. Их часть отступала, осталось буквально несколько человек. В климовичских лесах на Могилевщине они организовали партизанский отряд. Отец всю войну был в Беларуси, здесь и остался. Мать же была из Слуцка. Война застала ее в Вилейке.

Отец хоть и русский, этнический, чистый, но так сложилось, что его судьба с 1940 года была связана с Беларусью. Он был кандидатом экономических наук, возглавлял здесь филиал всесоюзного института по изучению конъюнктуры торговли. В 1975 году он был в командировке на Кубе и там по неизвестной причине погиб. Говорят, взрыв бытового газа.

Мои корни как начались здесь, так, куда бы меня судьба не забрасывала, я все равно вернулся сюда, хотя были возможности остаться. Родился я в Молодечно и прожил там до восьми лет. Потом отца перевели в министерство торговли в Минск, с которым была связана моя дальнейшая судьба. Здесь я окончил 42-ю среднюю школу. В 1977 году окончил в Донецке военно-политическое училище. Затем служил тут, в Уручье, в Белорусском военном округе. В 1985 году поступил в Москву в военно-гуманитарную академию на военно-педагогический факультет. Окончил, после этого пять лет преподавал в высшем командном училище связи в Томске. Там же в 1989 году вступил в общество "Мемориал", был избран членом совета томского "Мемориала".

Кузнецов: моего дядю осудили за "вредительство"

Интерес к теме репрессий возник еще в период перестройки, когда я учился в Москве. В то время появилось много публикаций на эту тему. Потом я находился в Томске – краю ссыльных. Как говорят, сам Бог велел изучать эту проблему. Интересовали меня, прежде всего, судьбы наших земляков, которые во времена Столыпинской реформы оказались в Томской, Кемеровской, Новосибирской областях, а также судьбы наших уроженцев, которых выслали в период коллективизации и в 1937-1938 годы. Кроме того, из Западной Беларуси очень много высылали до войны с 1939 по 1941 год и в послевоенный период, когда проводилась коллективизация Западной Беларуси.

Поэтому, пока я находился в Томске, у меня была уникальная возможность изучить многие материалы. Хотя это был уже 1988 год, активный период перестройки, но в Управлении КГБ по Томской области мне отказали в доступе к документам. Я был в звании подполковника, и, казалось бы, мне должен был быть приоритет. Но в КГБ прекрасно понимали, что я хотел. Они всегда могли пустить журналистов и не пустить меня.

Результаты раскопок в Куропатах. Фото из архива Игоря Кузнецова

Результаты раскопок в Куропатах. Фото из архива Игоря Кузнецова

Когда уже Союз трещал по швам, получилась такая интересная картина: в Томске меня не допускали к архивам КГБ, а в Кемерово я совершенно свободно мог пользоваться этими материалами. Данный парадокс каким-то образом позволял решить эти проблемы.

Сначала у меня был не научный, а чисто познавательный интерес. Потом он перерос в научный, и я заочно поступил в аспирантуру Томского университета, где в 1992 году защитил диссертацию "Массовые репрессии в 1930-е годы и реабилитация жертв террора". Это, кстати, была вообще одна из первых диссертаций в России по проблеме репрессий. К сожалению, в Беларуси за 17 лет не защищена ни одна диссертация, связанная с исследованием этой темы.

Брат моей матери из Слуцка в 1937 году был репрессирован за "вредительство". Хотя никакого вредительства, естественно, не было. Его обвиняли в том, что он якобы толченое стекло в зерно подмешивал. Сначала его приговорили к высшей мере наказания, а потом заменили ее десятью годами лагерей. Но я об этом узнал только спустя десятилетия, поэтому это не было основным мотивом, почему я этим стал заниматься. Меня интересовали судьбы вообще тех, кто попал под репрессии, независимо от того, были ли они близкими родственниками, или нет.

Кузнецов: маловероятно, что в Беларуси зарегистрируют "Мемориал"

Тема репрессий стала для меня основной. И сегодня я могу сказать, что уже 25 лет занимаюсь этой темой, причем с 1992 года, с момента защиты диссертации, в статусе научного работника. У меня издано порядка 130 книг, не только по теме репрессий, но и всевозможная учебная литература. Только по репрессиям у меня три монографии, шесть книг и более 450 статей, которые я опубликовал в белорусских периодических изданиях после того, как в 1993 году вернулся в Беларусь.

Самый активный период был в 1994-1996 годы, когда у меня был пик публикаций. Если поднять подшивки, то можно увидеть, что меня печатали и в газете "Рэспубліка", и в "Советской Белоруссии", и в "Звяздзе", и в "Народной газете". А сейчас вероятность, что такие публикации могут вновь появиться, исключена.

Находясь уже в Беларуси, я вступил в международное общество "Мемориал". Поскольку у нас организация незарегистрирована, то я занимаюсь исследовательской деятельностью в качестве члена международного "Мемориала", который живет в Беларуси.

Лет пять-шесть тому назад мы пытались создать белорусское отделение международного общества "Мемориал", но у нас не было финансовых средств, чтобы заплатить какие-либо взносы, оплатить услуги юриста. К тому же главное условие регистрации – наличие юридического адреса. Но как группа из пяти-восьми человек, которые не имеют никаких потусторонних источников дохода, может это обеспечить? То есть, в начале попытки регистрации были неудачными даже чисто из-за финансовых ограждений. Не зря же это сделали – чтобы просто так нельзя было зарегистрироваться. А понятия спонсора в Беларуси нет, потому что чувство страха овладело всеми до такой степени, что никто просто не решился на такой шаг.

Осенью прошлого года была предпринята вторая попытка зарегистрировать минское отделение международного историко-просветительского правозащитного благотворительного общества "Мемориал". Для этого уже включился международный "Мемориал", у которого есть свой юрист. Были состыкованы все вопросы, связанные с законодательной базой Беларуси и России, подготовлен весь пакет документов. Абсолютно все было сделано прозрачно. На правлении международного "Мемориала" было принято решение о том, что создается минское отделение. То есть, вроде бы, ничего не противоречило закону.

Владимиром Романовским, который сейчас возглавляет рабочую группу по созданию данной организации, были поданы документы в минюст. Но оттуда был получен ответ, что международные организации в Беларуси не регистрируются, и началась юридическая казуистика. В итоге ответ был отрицательный.

: Корни белорусской политики. Кузнецов: история повторяется

Результаты раскопок в Куропатах. Фото из архива Игоря Кузнецова

Второе обращение было в Палату представителей. Там сообщили, что, как минюст ответил, так и должно быть. В связи с тем, что граждане Республики Беларусь не имеют права обращаться в Конституционный суд, то фактически на этом этапе данный процесс и завершился. И это при наличии всего пакета документов, который, согласно законодательству, необходим для регистрации. Как дальше будут развиваться события? Я могу предположить, что маловероятно, что организация будет зарегистрирована.

На днях была информация о том, что в Беларуси в этом году зарегистрировано 85 общественных организаций. Но ни одной партии, ни одного движения не зарегистрировали. Мало того, в последние годы многие организации и движения, которые занимались правозащитной и историко-просветительской деятельностью, даже Ассоциация жертв репрессий, наоборот, под разными предлогами были закрыты. Нет ни одного факта, который говорил бы, что хотя бы одна организация такого рода, которая занимается проблемами сталинизма и реабилитации, была зарегистрирована. Поэтому пока перспектив в этом направлении нет. Но жизнь покажет, как говорится. Возможно, изменения произойдут. Но пока, на сегодняшний день, наше обращение было отвергнуто.

Кузнецов: белорусские власти не признали факта репрессий

Году в 1993-м в Институте истории Академии наук была рабочая группа, которая изучала вопросы репрессий. В Верховном совете была комиссия, занимавшаяся вопросом восстановления прав репрессированных и их реабилитацией. Очень много исследователей занималось персонально этим вопросом. Но где-то с 1996 года вся данная тематика была закрыта, все структуры, которые этим занимались, перестали это делать. Из ученых, которые в начале 1990-х годов начали активно заниматься этой проблемой, остались единицы: Татьяна Протька, Нина Стужинская, Нона Василевская.

Сегодня на научном уровне в государственном масштабе эта проблема не изучается, никто эту тему не ведет и в учебном процессе никто ее не использует, кроме как на уровне инициативы отдельных преподавателей. В вузах Беларуси нет нигде ни одной темы в рамках изучения истории Беларуси, которая хотя бы была посвящена тематике репрессий. Нет спецкурсов, нет ничего, что могло бы студенту предоставить информацию по этому периоду. В школьных учебниках этой проблеме уделено полторы странички, и то она представлена в искаженном виде: в условиях враждебного окружения власть должна была защищаться. Вот такую интерпретацию сегодня получают школьники и студенты.

: Корни белорусской политики. Кузнецов: история повторяется

Результаты раскопок в Куропатах. Фото из архива Игоря Кузнецова

Причину этого я вижу в "синдроме 1937 года". Это чувство страха: что мне за это будет? Если сверху мне никто не говорит, что это можно, то у нас у многих срабатывает чувство самоцензуры: мне еще не запретили, но я этим не занимаюсь, поскольку знаю, что перспективы в этом направлении не будет. При этом многие исследователи уходят в те темы, которые сегодня не вызывают какую-то негативную реакцию. Допустим, легче уйти во времена Великого княжества Литовского, так как эта тема, вроде бы, не вызывает неприятия.

Все, что касается советской истории, особенно так называемые спорные страницы, сегодня мало изучено. То же самое можно сказать не только о периоде репрессий, но и о периоде войны: это и партизанское движение, и коллаборация, и еще десяток других проблем, которые тоже выпадают из поля зрения.

Сравнивая ситуацию в Беларуси с ситуацией в других постсоветских странах, можно применить крылатое выражение "как небо и земля". Я не буду даже сравнивать с тем, как обстоят дела в нынешних прибалтийских государствах, а бывших советских республиках Литве, Латвии, Эстонии. Там созданы специальные структуры, там работают ученые, там издаются книги, там проводят конференции, там устанавливают мемориальные знаки в память об этих трагических событиях. Хотя под советской властью они находились очень короткое время, и репрессии 1937-1938 годов их обошли стороной. С 1940 по 1941 годы советские власти не успели активно применить там репрессии, а в послевоенный период хотя и применяли репрессии, но, если взять в процентном отношении в Литве и в Беларуси, то у нас, конечно, было репрессировано значительно большее количество населения.

Знаковым событием было проведение в июне 2000 года в Вильнюсе "Нюрнберга-2" – общественного трибунала над преступлениями коммунизма. К тому же в 2007 году была попытка провести общеевропейскую конференцию, но не все страны приняли участие. Но мы участвовали, синхронно проводили такую конференцию с прибалтийскими и украинскими коллегами, которые проводили конференции, посвященные преступлениям коммунизма на своей территории.

Даже относительно России и Украины я не могу найти такие вещи, которые можно сравнить. В России, которая не отличается особой демократизацией, в плане реабилитации жертв репрессий, увековечивания их памяти, доступа к архивам ФСБ – совершенно другая картина. В вузах то же самое: различные спецкурсы, учебники абсолютно разных авторов, в которых свободно излагаются все эти проблемы. В стране вышло множество документальных фильмов, в средствах массовой информации присутствует огромное количество материалов, в каждой области издаются книги памяти жертв репрессий. То есть, опять буквально не с чем сравнивать.

: Корни белорусской политики. Кузнецов: история повторяется

Результаты раскопок в Куропатах. Фото из архива Игоря Кузнецова

В Украине Национальный институт Академии наук изучает разные направления: и голодомор, и репрессии 1930-х годов, и послевоенные репрессии, и репрессии, связанные с украинским национальным сопротивлением. То есть, это все делается на государственном уровне. Государство финансирует эти программы, издание книг, представители власти участвуют во всевозможных акциях, конференциях и так далее. У нас ничего этого нет.

Поэтому в этом плане Беларусь – единственная из постсоветских республик, где фактически государство не признало репрессии как таковой факт, не обеспечило доступ если не широких кругов общественности, то хотя бы ученых к тому, чтобы эта проблема получила полное освящение.

У нас есть только одно официально признанное место массовых расстрелов и захоронений – Куропаты. Оно имеет статус объекта культурно-исторической ценности и внесено в первый перечень объектов наравне с Несвижем и Миром. Но, к сожалению, последние 15 лет, сколько общественность не пытается сделать, чтобы эта территория была охраняемой, чтобы прекратились акты вандализма, ничего не удалось сделать, хотя обращались во все инстанции: и в Администрацию президента, и Совет министров, и министерство внутренних дел. Ничего. Проблема абсолютно не изменилась и осталась нерешенной. В этих условиях говорить о каких-то масштабах изучения, увековечения памяти не приходится. Только отдельные представители общественности занимаются этим.

В 2007 году мы создали оргкомитет по подготовке к 70-й годовщине начала "большого террора" 37-го года. В ее состав вошли я, академик Радим Горецкий и писатель Василий Яковенко. Мы, обратившись с соответствующими письмами, предложили установить на государственном уровне День памяти жертв репрессий, аналогично тому, как отмечается в России 30 октября. В качестве знакового дня мы избрали 29 октября, когда в "Американке" (внутренней тюрьме НКВД в Минске – Телеграф) в ночь с 28 на 29 октября 1937 года было расстреляно 103 видных представителя белорусской интеллигенции, в том числе военных и номенклатуры. То есть цвет нашей нации был уничтожен. К сожалению, ответ был отрицательным.

В этом году мы в пятый раз будем отмечать это событие. Оно касается незначительной части нашего общества, буквально отдельных представителей общественности, которые в этот день придут в Куропаты, возложат цветы, зажгут поминальные свечи. Эта проблема не задевает душу народа, и многие считают, что это не их проблема. К сожалению, это приводит к тому, что история, как говорится, повторяется.

Кузнецов: в Беларуси жертвами репрессий были 1,6-1,8 млн человек

Ничего не изменится, пока народ сам не осознает глубину трагедии, которая произошла в 30-е годы, те огромные потери, которые были. Представитель официальной структуры (Департамента по архивам и делопроизводству министерства юстиции – Телеграф), исследователь периода сталинских репрессий Владимир Адамушко назвал цифру в 600 тыс. жертв репрессий. Но ее сложно назвать официальной, потому что от имени государства, от имени Института истории такой цифры не было названо. В любом случае, если ее рассматривать как официальную, то можно говорить, что было репрессировано не менее 600 тыс. По моим же подсчетам, цифра составляет где-то 1,6-1,8 млн, и она, возможно, не окончательная. И это те цифры, которые задокументированы, которые можно подтвердить прямо или косвенно.

: Корни белорусской политики. Кузнецов: история повторяется

 

Места расстрелов и захоронений. Автор — Игорь Кузнецов. Источник: represii-by.info

Если мы добавим тех, кто жил в состоянии страха, тех, кто испытывал унижение из-за того, что его не принимали на работу или увольняли, потому что отец или мать были арестованы как враги народа, то эту цифру можно увеличить. А если обобщить, то можно сказать, что была репрессирована вся республика без исключения. Те палачи, которые занимались репрессиями, тоже не получали свою безопасность: они совершили свое дело, а затем и им пускали пулю в затылок и в те же Куропаты. Поэтому в этой системе были задействованы все, и все фактически, если не юридически, то морально или психологически, были репрессированы.

Цифр расстрелянных в Беларуси нет и не будет. Предварительно я могу сказать, ссылаясь опять же на официальные данные, что за годы репрессий в Беларуси с 1917 по 1953 год было расстреляно по решению судебных и несудебных органов порядка 25-30 тыс. человек.

В последние годы были отдельные попытки эту тему каким-то образом раскрыть, даже не со стороны независимых СМИ, где она довольно часто там фигурирует. В 2008 году режиссер Анатолий Алай со студии "Летопись" киностудии "Беларусьфильм" снял фильм под названием "Пантелеймон Пономаренко". Он ездил в Москву, где встречался с ведущими сотрудниками российских архивов. И они привели такую цифру: когда наркомом НКВД был Борис Берман (это как раз 1937 год), то в Минске за один год было расстреляно 80 тыс. человек. Это к тому, что 80 тыс. только за один год, в то время как, согласно официальным данным, вообще с 1917 по 1953-й – порядка 30 тыс.

Но, кроме Минска, расстреливали-то и в других городах. И в Минске, кроме Куропат, еще восемь мест расстрелов. То есть, можно предположить, что в годы репрессий только по приговорам троек, двоек, особых совещаний, военных трибуналов в Беларуси было расстреляно не менее 150 тыс. человек. Не менее – а может, и 200 тыс., может, и 250 тыс.

: Корни белорусской политики. Кузнецов: история повторяется

Карта мест массовых расстрелов и захоронений в Минске. Автор — Игорь Кузнецов. Источник: represii-by.info

Если мы называем цифру по Куропатам, а там проводилось две эксгумации, когда из более чем 500 захоронений было эксгумировано только 15, то даже по этим захоронениям был сделан вывод, что минимальное количество расстрелянных в Куропатах – не менее 30 тыс. Но Зенон Позняк называл 200 тыс. Есть цифра и 150 тыс. расстрелянных в Куропатах. Поэтому 150 тыс. вообще только в одних Куропатах может быть. Это невозможно доказать никак, потому что Комитетом государственной безопасности вообще никакая информация не сообщается. Они на все вопросы отвечают: документов нет, никакими сведениями не располагаем. Поэтому пока это все предположения, но в любом случае речь идет о десятках и сотнях тысяч расстрелянных.

Мы не должны забывать тот факт, что в период массовой коллективизации в Беларуси 250 тыс. крестьян было выслано вглубь СССР, в необжитые районы Казахстана и Сибири. И там они умирали от голода и от холода.

Еще есть проблема так называемых вторичных репрессий. Когда в 1937 году началась новая волна террора, в ссылке находились белорусы, репрессированные в 1933-1934 годах. Кого в первую очередь пускали под расстрел? Не местных жителей, а тех, кто был выслан. Поэтому вторая волна репрессий их и накрыла в Томской, Кемеровской, Новосибирской областях, на Колыме и на Дальнем Востоке. И мы не знаем, сколько там погибло во второй волне, потому что в архивно-следственных делах, которые хранятся в КГБ, зафиксирован только факт того, что человек был осужден, допустим, на десять лет лагерей. Но что с ним дальше произошло, расстреляли его в 1937 году или нет, – таких сведений нет. Поэтому это тоже невозможно проверить.

Огромное количество людей было уничтожено физически. У каждого из них был родственник. И не один, и не два. Поэтому очень многие до сих пор себя чувствуют изгоями, потому что они не могут об этом говорить вслух. Они боятся: а вдруг опять вспомнят. Это чувство страха передается по наследству. То, что в середине 30-х вырезали цвет нации, в остальных вселило чувство страха, и он передавался генетически.

Многие по-прежнему испытывают страх, хотя, казалось бы, сегодня XXI век, а не 1937 год, не сталинские времена, но все равно он подспудно присутствует. Всегда родители говорят детям: не делай ты это, не ходи никуда, не участвуй ни в чем, потому что вдруг опять что-то повторится. Вот результат того, что было сделано. Нельзя забывать, что это беда нашего народа, а не вина тех, кто боится. Система добилась своего результата.

Кузнецов: нормальные люди не хотят в Советский Союз

Примерно в 1997-1998 годы активно начался процесс реабилитации сталинизма. Были даже одиозные фигуры, например, покойный профессор Адам Залесский, который возглавлял белорусское общество "Исторические знания" (оно до сих пор формально существует). Тогда они увлеклись доносами на всех, чьи взгляды не совпадали со сталинской моделью. Я это хорошо знаю и по своим коллегам, и по себе. Они писали, что не то пишешь, потому что считаешь, что были репрессии. А как я могу считать, что их не было, если я занимаюсь этим вопросом как ученый? Мой долг – говорить, что они были и в каком масштабе.

Потом они всячески развернули активную пропаганду о том, что Сталин ни в чем не виноват. И, как следствие, открывается Линия Сталина. Это что? Реанимация. Там установлен бюст Сталина, который фактически был преступником наряду с Гитлером. Можно только говорить, сколько один уничтожил, сколько другой, что нацисты больше, а сталинисты меньше. Но сталинисты-то уничтожали в мирное время, а нацисты – в условиях войны. Поэтому даже здесь некорректно проводить какие-то сравнения.

В качестве примера могу сказать, что нацисты у себя в Германии подвергли репрессиям не более 1% населения, включая евреев. По Беларуси, по многим регионам СССР процент репрессированных колеблется от 15% до 25-30%. Ну как тут сравнивать? И Сталин, которого реанимируют сейчас, такой же преступник, как Гитлер. Даже, может, еще хуже, потому что он уничтожал своих. Хотя нельзя оправдать и действия нацистов, конечно. Но ведь уничтожение своего народа в мирное время – еще большее преступление.

Результаты раскопок в Куропатах. Фото из архива Игоря Кузнецова

Результаты раскопок в Куропатах. Фото из архива Игоря Кузнецова

Да и первые лагеря были в СССР, все отработанные технологии убийства (расстрел в затылок, газовые камеры и так далее) – советская методика. Она нацистами применялась когда? Во время оккупации с 1941 года, а технология была отработана уже в 1937-1938 годах.

Поэтому здесь не может быть никаких оправданий, ссылок на то, что при советской власти все было хорошо, возводились заводы. А какой ценой это было? И зачем нужна была такая власть, которая на костях своего народа строилась? И она же все равно рухнула в 1991 году. У тех, кто хочет сегодня вернуться к этим сладким временам с колбасой по 2,20 и водкой за четыре рубля с копейками, я думаю, что-то с памятью плохо стало. Даже в самые худшие сегодняшние времена у нормальных людей моего поколения никогда, наверное, не появляется желание вернуться к этому славному советскому прошлому.

Сегодня попытки реанимации сталинизма не могут уже иметь успеха. В реальности – это больше какие-то пропагандистские штампы. Но попытки реанимировать идею сталинизма в Беларуси предпринимаются. И главное, что сторонники этого не дают возможности ни проводить исследования в области репрессий, ни в учебном процессе что-то ввести.

У нас ведь всегда: а как подумают ветераны? А ветераны думают в целом отрицательно. А кто проводил социологическое исследование среди ветеранов, кто хочет, чтобы вернулись сталинские времена? Огульный вариант: народ сказал, ветераны сказали. Да ветераны тоже разные, уже многие по-другому мыслят. Поэтому я не думаю, что мнение представителей Коммунистической партии и ряда ветеранских организаций следует рассматривать сегодня как мнение всех ветеранов.

Многие люди занимают инфантильную позицию. Они и не осуждают, и не одобряют, а находятся в тени. Наверное, белорусский менталитет сегодня очень многому мешает. Наблюдение из-за угла за тем, что будет завтра, а я пока участвовать не буду, приводит к тому, что последствия ухудшаются.

Кузнецов: в СССР расстреливали по интернациональному признаку

Политика, которая строилась в СССР, и расстановка кадров органов НКВД носила так называемый экстерриториальный характер: если ты родился в Беларуси, то будешь служить в других регионах.

Только этим объясняется, что, допустим, в составе НКВД БССР, особенно руководящем, белорусов было процентов 60. Остальные были и евреями, и русскими. Но это все было волнообразно: в начале 20-х годов евреев было много, в середине 30-х, особенно после чисток 1937 года, их осталось совсем мало, а после войны из органов госбезопасности убрали всех до одного еврея.

Я бы не стал вставать на позицию национальной окраски, потому что в СССР расстрелы осуществлялись по интернациональному признаку. Те, кто их осуществлял, не подбирались по принципу "русский расстреливает белоруса", а "белорус – русского". Это уже нацисты практиковали, когда украинский полицейский батальон расстреливал в Беларуси, а белорусский – в Украине.

Кроме того, тех, кто работал в так называемых комендантских, или расстрельных командах, надо было периодически менять. Не может же человек месяцами в затылок расстреливать других. Поэтому действовал вахтовый метод. Допустим, из НКВД Смоленска пять сотрудников приезжали на неделю поработать в Минск, а из Минска пять сотрудников ехали в Катынь, где до 1940 года расстреливали наших же.

Результаты раскопок в Куропатах. Фото из архива Игоря Кузнецова

Результаты раскопок в Куропатах. Фото из архива Игоря Кузнецова

Вот как это объяснять надо, а не то, что некоторые представители говорят, что белорусов среди палачей не было. Да белорусов полно было, только в другом месте! Да и у себя тоже, потому что в расстрельных командах, если пофамильно посмотреть, было немало белорусов. Да, там русские есть, и евреи, и прочие, но я бы не стал это выделять, потому что раскладка по национальному признаку приведет к совершенно другому результату.

Надо оценивать так: вот власть, вот система, вот исполнитель, вот жертва. Тогда все станет на свои места. Иначе можно еще сказать, что один был добрый палач, с одного выстрела убивал, а другой – не только убивал, но потом брал лом и добивал. Так что, бывает добрый палач и недобрый? Эти грани приводят к девальвации очень многих вещей.

Поэтому надо постараться оценивать так: кто стрелял – тот преступник, кто отдавал приказ – преступник, тот, кто невиновная жертва, — жертва. И вне зависимости от того, кто по национальности тот, кто стрелял, и кто по национальности жертва, – они наши сограждане, им одинаково надо отдать уважение памяти и их фамилии должны быть или в черном, или в белом списке.

То же самое касается заявлений, что коммунисты уничтожали Беларусь. А что, не было Компартии Беларуси, в которой состояли белорусы? Всякая такая манипуляция приведет не к тому результату. Надо расценивать конкретные действия конкретных лиц.

Кузнецов: в Беларуси притупляется синдром страха

Я думаю, что ставить знак равенства между 1937 и 2011 годом, наверное, уже невозможно, потому что это было в XX веке, а мы живем в XXI. Притом это было во времена Советского Союза, а сегодня, что бы не говорили, мы живем в Республике Беларусь. Поэтому знак равенства, безусловно, ставить нельзя. Но всегда присутствуют какие-нибудь исторические параллели.

Если мы возьмем чрезвычайное законодательство, которое было введено 1 декабря 1934 года после убийства Кирова (секретаря ЦК ВКП(б) Сергея Кирова – Телеграф) и стало поводом для развязывания первой волны массовых репрессий, когда все дела стали рассматриваться в основном внесудебными органами, без всяких формальных процедур, когда не надо были свидетели, адвокаты и так далее, тогда то, что сейчас происходит, тоже начинает напоминать введение чрезвычайных мер, только в условиях мирного времени. Хотя сегодня абсолютно нет повода, нет враждебного капиталистического окружения, никто не собирается на нас нападать. Никаких агентур иностранных разведок, сколько нам не говорили, в Беларуси не выявлено. Поэтому в чем обоснование, в чем причина этого?

Мне кажется, что притупляется синдром страха, и его каким-то образом надо реанимировать. И, наверное, человек начинает испытывать чувство еще большего страха, когда говорят, что вчера к тебе в квартиру могли войти только с твоего согласия или, в крайнем случае, с санкции прокурора, а сегодня никаких формальных процедур может не понадобиться. То есть, в любую дверь может кто-то войти, сломать, ворваться, произвести насильственные действия.

И самое, может быть, печальное в этом моменте, как мы могли ознакомиться, в проектах законов, – это то, что с сотрудников спецслужб снимается всякая ответственность за применение физической силы, огнестрельного оружия, спецсредств. Вот это – самая последняя грань, когда человек теряет последнюю надежду быть защищенным от чего-то.

Хотя все это условно. В 1937 году тоже с санкции прокурора производились аресты. Но мы же знаем, как это было. Прокурору говорили, что или ты сейчас подписываешь ордера на арест, или сам будешь сегодня в камере. И прокурор без всяких проблем подписывал. Но даже в 1937 года существовала какая-то формальная процедура, хоть задним числом оформленная. А сегодня нам предлагают отказаться даже от этой формальности.

Это ничем не объяснимо. Я не могу объяснить, какие обстоятельства могут заставлять принимать такие меры. Сегодня наши спецслужбы обладают такими правами, как ни одна спецслужба в мире. Добавляют то, что даже уже и не надо.

Или поправки в закон о массовых мероприятиях. Формулировка – "с целью обеспечения безопасности". Безопасности кого? Если государства, то с точки зрения законодателя это как-то можно объяснить: если соберутся трое и один захочет кого-то ударить, так лучше, чтобы вообще не собирались.

Но как это можно объяснить с точки зрения конституционных прав? Есть Конституция, которую на сегодняшний день никто пока не изменил. А там прописана свобода переписки, собраний. Как это совместить можно? Тогда нужно сначала внести поправки в основной закон и на основании основного закона вносить изменения в законодательную базу. То есть, надо делать, как юристы говорят: сначала меняется основной документ, потом – соответствующая законодательная база. А у нас как-то оригинально получается, когда меняется законодательная база, а основной закон остается неизменным. Как это может происходить? Здесь уже возникает юридический нонсенс.

Я не думаю, что эти поправки сумеют что-нибудь изменить, но чувство страха – плохой критерий для принятия законодательных актов. Мы являемся свидетелями событий, когда никакое жесткое законодательство не обеспечивает сохранности режима. Оно даже вызывает в определенной степени еще большее чувство противостояния.

: Корни белорусской политики. Кузнецов: история повторяется

Результаты раскопок в Куропатах. Фото из архива Игоря Кузнецова

В этом вопросе должны, прежде всего, свое слово сказать юристы. Мы высказываем свое мнение больше на эмоциональной основе, потому что считаем, что так не должно быть, потому что этого у других нет, потому что это уже проходили, потому что начинаем вспоминать 1937 год. Кому это надо? Зачем это надо? Поэтому юридическая общественность в этом вопросе должна консолидироваться, те же историки и правозащитники должны сказать свое слово. В конце концов, каждый гражданин должен сказать свое "я", высказать свое мнение по этой проблеме. И, возможно, тогда это будет поводом для более глубокой проработки даже на законодательном уровне, хотя в это с трудом верится, но без реакции общества абсолютно ничего не изменится.

Если мы обратим внимание, то самая жесткая реакция идет со стороны наших зарубежных партнеров. Если даже на уровне зампредседателя комитета Госдумы оценивают предполагаемые изменения в закон о Комитете государственной безопасности как возрождение тоталитарного режима в нашей стране. Это же страна, с которой мы состоим в Союзном государстве! Если к нам не прислушиваетесь, то, может, прислушайтесь к этому голосу. Сегодня последовала очень жесткая реакция. В последние годы я не помню, чтобы какой-то документ собрал столько откликов, пусть даже не нашей общественности, а мировой. А это говорит, что данный вопрос сегодня имеет значение, по крайней мере, юридическое и моральное.

Я думаю, что эти поправки будут приняты, но вопрос, в какой редакции. Если по ошибке будет применена сила и пострадает ни в чем не повинный человек, то никто за него отвечать не будет. К кому он будет предъявлять претензии? Ни к кому. Если должностное лицо совершило преступление, то у меня есть хоть формальное право оспаривать его действия, требовать моральной компенсации. А здесь, согласно закону, я не смогу аппелировать, потому что тот, кто это сделает, никакой ответственности не понесет. Поэтому надо пытаться сделать все, чтобы убрать формулировки, которые действительно стоят на грани беззакония.

Компетенции, конечно, необходимы. Спецслужбы для того и существуют, чтобы обеспечивать внутреннюю и внешнюю безопасность. Но это надо делать конституционными путями. Не хотелось бы, чтобы аббревиатура КГБ вспоминалась, как в советские времена, или как НКВД в 30-е годы, когда от одного этого слова человек терял чувство самообладания.

Мы отвыкли от этого. Мы привыкли уже более-менее к соблюдению каких-то конституционных норм и не хотели бы, чтобы все возвращалось назад. Надо наоборот идти вперед, развиваться, совершенствоваться, в конце концов, демократизировать законодательство и пытаться решить проблемы не по пути ужесточения.

При этом надо отдать должное, что позитивные изменения сегодня все-таки происходят. Если брать участников событий 19 декабря, то, кроме двух (вероятно, имеются ввиду кандидаты в президенты Николай Статкевич и Андрей Санников – Телеграф), остальные (в какой форме и как  это произошло, я не комментирую) вышли на свободу. Понятно, что, когда милуют человека, не совершившего никакие преступления, это совсем другое.

Несколько лет назад, когда Козулин (Александр Козулин – Телеграф) был участником предыдущей президентской кампании, то была другая ситуация. Сегодня все-таки сильно влияние мировой общественности. Как бы мы ни говорили про наши партии и движения – да, они небольшие, да, не пользуются таким авторитетом – но в совокупности они все-таки влияют. Но в это же время как-то странно идет другой процесс: одних выпускают, а других уже по другим мотивам начинают привлекать к ответственности. Создается впечатление, что у нас уже без репрессивных действий не могут решить какую-либо проблему. Все должно решаться цивилизованно, и есть другие способы.

И потом, какая необходимость человека изолировать, давать срок в лагере или в тюрьме? Он что – насильник, убийца? Какую он представляет опасность для общества? Получается несоизмеримость степени вины и наказания. Вышел на Площадь – можно получить 15 суток ареста, а если кого-то призвал, то можешь получить срок. Это разве адекватная реакция? Если нет последствий, если все спокойно, в рамках конституционного права, почему это должно жестко пресекаться, с какой целью? Значит, все-таки существует сегодня дистанция, разрыв между низами и верхами. Сегодня задача нашего общества состоит в том, чтобы эту дистанцию как-то сокращать, чтобы не было такого разрыва.

Кузнецов: ненормально, когда среди руководителей нет белорусов

То, что в Беларуси руководители основных силовых ведомств (МВД, КГБ, МЧС, миноброны – Телеграф) не являются уроженцами Беларуси, напоминает нам о расстановке кадров в советские времена. Но тогда был свой интересный принцип. Первый секретарь центрального комитета Компартии Беларуси, в основном, был белорусом. Второй секретарь всегда был обязательно русский, как бы контролирующее лицо. Хотя был принцип интернационализма: если здесь ставили русского Пономаренко, то это не вызывало никаких возмущений.

С одной стороны, если человек здесь не жил, его корни не в этой земле, значит, с ним проще работать. Он, наверное, легче выполнит любую команду. Но это мнение чисто на интуитивном уровне. Я не думаю, что по такому принципу строится расстановка кадров. Даже наоборот, я бы сказал. Если человек белорусской национальности, здесь родился, то он за свою землю болеет, хочет, чтобы лучше было. То есть, здесь он – не проходной человек. А другой – как в командировку приехал. Его поставили на должность, он, вроде как, все выполняет, но его душа не здесь, а где-нибудь на Рязанщине, к примеру. То есть, в этом плане, я считаю, это дает даже меньший эффект. Если среди руководителей нет белорусов – это ненормальный показатель, потому что титульная нация должна иметь своих представителей.

Хотя я не сторонник ставить людей по национальному признаку. Главным критерием должен быть профессионализм, преданность делу, преданность Конституции. А кто он по национальности, я считаю, уже неважно. Желательно, конечно, чтобы в Беларуси, по крайней мере, ключевые должности – не все, я подчеркиваю, – занимали белорусы. Иначе мы договоримся до того, что наверху, на среднем и низшем уровнях руководителями должны быть только белорусы. А если в Беларуси много русских живет, украинцев? Что они теперь, не будут иметь возможности сделать какой-то карьерный рост? Поэтому здесь надо, чтобы все рационально было. Не должно быть перегибов ни в одну, ни в другую сторону.

Не всегда национальность решает. Это все чисто условно. Многие люди не являются этническими белорусами, всю жизнь живут здесь и любят свою страну. Я не стал бы проводить грань по принципу: мы первого сорта, потому что мы белорусы, а вы – пришлые. Надо объединяться во всех вопросах. Национальность, по крайней мере, не должна быть основанием, чтобы высказывать подозрения.

 

Беседовал Максим Гацак

 

Напоминаем, что ранее гостями нашей рубрики были:

Станислав Богданкевич, экономист, профессор, бывший глава Национального банка Беларуси и почетный председатель Объединенной гражданской партии

Евгений Липкович, блогер, участник "кефирной" и "бензиновой" войн, кандидат в депутаты Минского горсовета

Николай Чергинец, генерал-лейтенант, кандидат юридических наук, бывший начальник угрозыска и управления внутренних дел на транспорте МВД Беларуси, член Совета Республики трех созывов, председатель Союза писателей Беларуси и Совета по нравственности

Виталий Рымашевский,сопредседатель оргкомитета по созданию партии "Белорусская христианская демократия", кандидат в президенты на выборах 2010 года

Алесь Логвинец, неоднократный кандидат в депутаты, советник лидера Движения "За Свабоду" и экс-кандидата в президенты Беларуси Александра Милинкевича

Как вам новость?